Вокруг Света 1982 № 03 (2498) - страница 8
Завязался бой. Инженер, перекатываясь с места на место за низким каменным карнизом, бил короткими яростными очередями.
— Бандиты наседали, и я никак не мог посмотреть, что делается на другой стороне дома, хотя был уверен, что и там душманы.— Рахим говорил бесстрастно, словно повествовал не о себе, а пересказывал сюжет давно прочитанной книги.— Знаете, это очень неприятное чувство, когда немеет затылок. Когда кожей спины ощущаешь чей-то ненавидящий, смертоносный взгляд. Напряжение достигло высшей точки, и тут в двух шагах ударил — словно по нервам — автомат. Оглянувшись, я увидел вспышки выстрелов и своего сына, ведущего огонь с противоположного края крыши...
Для одиннадцатилетнего Дауда это был первый бой. А внизу дочери инженера — Шикуа и Надя — спешно набивали патронами пустые диски. К счастью, они не понадобились. Услышав шум приближающейся машины, бандиты отступили. На этот раз им удалось раствориться в глухих улочках старого города.
Заслушавшись, я и не заметил, что уже давно стемнело. Густая южная ночь окутала тысячелетний город. Нигде ни огонька, лишь бесчисленные глаза звезд не мигая смотрят на землю. Водитель, хорошо знавший дорогу, решил не зажигать фар...
Пахва выходит на субботник
В полдень солнце упало на землю, и тени исчезли. Я еле-еле плетусь по селению Пахва провинции Инджиль, с трудом ориентируясь в лабиринте глухих глинобитных стен. Людей не видно. Только на тесном перекрестке пристроился на корточках перед наковальней деревенский кузнец, выполняя немудреные заказы крестьян. Кажется, что горна ему не нужно,— так накалена сама земля. После очередного поворота останавливаюсь возле нужной двери. Меня поджидает крепкий белобородый старик в чалме, просторной белой рубахе и калошах на босу ногу. Это Шир Мухаммед, председатель местного кооператива.
Я жду, что меня немедленно проведут куда-нибудь в тень, но — увы! Следует неторопливый, по-восточному многословный обмен приветствиями, и лишь после этого старик жестом приглашает войти. Минуя короткий коридор, прохладный и сумеречный, проходим в залитый солнцем глухой двор. Сюда смотрят окна четырех сложенных из саманного кирпича домов, в которых живут семьи сыновей Шир Мухаммеда. В углу двора загон с одуревшими от жары овцами, на плоских крышах сушатся для них вороха душистого сена.
Мы сидим за низкими столиками в устланной коврами комнате. В пиалах дымится спасительный зеленый чай. Под потолком на маленькой трапеции раскачивается, щебеча, ласточка. Бесстрастное, покрытое глубокими морщинами лицо старого крестьянина на мгновение озаряет улыбка:
— У нас ведь ни радио, ни телевизора. А с ней,— он кивает в сторону шустрой пичужки,— все веселее.
Неспешно течет беседа. Выпиты уже и третья, и четвертая чашки обжигающего чая. Шир Мухаммед рассказывает, что кооператив создан после революции и объединяет ныне 373 человека.
Государство оказывает помощь семенами, удобрениями, техникой. Всего в провинции 59 кооперативов. Но не везде можно нормально трудиться — мешают бандиты.
— Наведывались они и к нам,— говорит председатель.— Уничтожили посевы, отобрали хлеб, какой нашли, обещали еще вернуться...
Я рассказываю Шир Мухаммеду о двух селениях — Кабуль-Дарвазе и Никиабаде, расположенных в самых неспокойных районах провинции. Крестьяне, решив с оружием в руках защищать свой мирный труд, создали там отряды самообороны. Немногочисленны они, да и вооружение слабовато — в основном винтовки и пистолеты,— но бандиты трусливо обходят эти селения стороной.
Старый председатель кооператива, не перебивая, внимательно слушает меня, перебирая матово поблескивающие четки.
Я помню, с какой гордостью говорил Рахим Гуль об этих первых в провинции сельских отрядах защиты революции. Речь-то ведь идет не только о судьбе двух небольших кишлаков, но о гораздо большем. Выстоят отряды в Кабуль-Дарвазе и Никиабаде,— тогда их опыт распространится по всему северо-западу Афганистана, их примеру последуют многие другие крестьянские кооперативы. А это во многом облегчит задачу полной ликвидации басмаческих банд.