Вокруг Света 1984 № 03 (2522) - страница 6
Ну а как же Стужин, Тур, с их устремленностью в будущее, ставкой на научно-технический прогресс? А что — Тур? Разве то, что он, кстати, коренной горожанин, вот уже больше двадцати лет переходит из учреждения в учреждение, чтобы не отрываться от этого берега, довести до конца то, что затевал когда-то, болтаясь в седле среди сиваковских болот, разве в этом нет все той же крестьянской прикрепленности к земле, того же зуда в руках?
Другая ли Сиваковка? Разумеется, другая. Тех, чьи следы я разыскивал, давно уже нет. И все-таки то, что я надеялся увидеть, что вставало в рассказах деда, отца, моих многочисленных родичей, я увидел. Остался в характере Сиваковки тот запал, с которым когда-то «на паре быков ломали целину».
Сергей Костырко Владивосток — Сиваковка — озеро Ханка
В далеких горах
Добрые обычаи деревни Пханом
Е вропейцы, посещавшие Лаос в прошлые века, писали, что народ здесь чрезвычайно отзывчив и гостеприимен. Первое, что лаосцы обязательно сделают в честь прибывшего гостя,— устроят баси — церемонию пожелания счастья, здоровья, доброго пути. Старейшина деревни или дома, проговаривая одному ему известные слова-заклинания, оберегающие от недобрых духов, обвяжет гостю кисти рук белой нитью. Их следует носить, не снимая, пока не изотрутся. Правда, XX век внес свою поправку и в эту древнюю традицию — теперь нити можно снять и через три дня. Но уж никак не раньше.
После двухчасового хода на длинной пироге с подвесным моторчиком мы прибыли в деревню Пханом на берегу Меконга. Здесь живут люди народности лу.
И естественно, нас не минул этот древний добрый обычай. Хижины в приречных деревнях — лаолумы, жители долин, ставят их на сваи — построены без единого гвоздя. Все строительные детали связаны волокнами бамбука. Сосуды для приготовления риса и ложки, мебель и курительные трубки, ловушки для рыбы и топливо, корзины, подвешенные на коромысла, и музыкальные инструменты кхены — все из бамбука. Не зря здесь говорят: «Бамбук — брат мой».
Мы пьем холодный сладковатый напиток, настоянный на молодых побегах бамбука, и ведем неторопливую беседу. Хозяйка, пожилая крестьянка по имени Бун, рассказывает:
— Деревню Пханом часто называют «Деревней шарфов». Наши женщины славятся как мастерицы ручного ткачества. Однако в не столь уж и далекие времена продукция отсюда могла идти только в королевский дворец. Посмотрите,— она засучила рукав кофты, обнажив красноватый квадратик на предплечье,— у многих наших людей было выжжено такое клеймо, знак собственности семьи короля. Оно никогда не позволит забыть о страшном, рабском прошлом. Дети с семилетнего возраста вставали за ткацкий станок и не смели ни о чем другом думать. Нам знаки выжигали, а другим ремесленникам — чеканщикам, например, рабские клейма наносили татуировкой. По этим знакам можно было сразу определить, чем обязан человек заниматься. Только людьми-то мы не были, нас называли «говорящее имущество».
Под соломенными навесами стояли нехитрые ткацкие станки. Изготовление их, как и выращивание риса, у народности лу считается делом сугубо мужским. А вот ткачество — это уже женская забота. И мне показывают готовую продукцию—широченные шарфы всех цветов радуги. Лаосские женщины носят их по праздникам, перекидывая через правое плечо.
У пагоды приветственно поднимает руки крестьянин лет шестидесяти (на плече такое же клеймо).
— Все мы здесь — лу,— показывает он вокруг.— До революции нас и горцев, их называли «грязными дикарями», дальше рынка в Луангпрабанге не пускали, дабы не оскверняли «священный город». Теперь-то мы хорошо понимаем, почему богатеи и колонизаторы специально подогревали вражду между племенами.
На окраине деревни я увидел вросшие в землю, обвитые лианами остатки каменного дома. В былые времена тут жил один из представителей колониальной администрации. И как-то возник вопрос, что делать с руинами — окончательно сносить или же использовать крепкий фундамент под новое здание? Но крестьянский сход решил оставить все как есть — как символ конца колониализма.
На прощание мастерица преподносит мне шарф на память. По обычаю деревни Пханом.