Вокруг Света 1984 № 09 (2528) - страница 58

Мы сидели у костра, попивая кофе, как вдруг в лесу прозвучал жуткий вопль, который подхватили со всех сторон другие голоса. Каждый вечер этот звук нарушает покой джунглей, возвещая наступление сумерек. Это голос животного, называемого танггил, но никто из ибанов не видел его и не мог ничего о нем рассказать. С наступлением темноты вой замер, и на смену ему вступил хор басовито квакающих лягушек.

Руки Гауна, старшего из ибанов, были расцвечены татуировкой от запястья до кончиков пальцев. Когда-то татуировка на фаланге пальца означала, что ибан убил врага. Законом давно запрещена охота за головами, и юноши-ибаны довольствуются черепами орангутанов. Я спросил Гауна, как они охотятся на орангов.

— Ибан может убить оранга парангом — мечом,— гордо заявил Гаун,— но проще пользоваться сумбитаном — воздушной трубкой. Оранг, большой и медлительный — легкая мишень, но он очень силен, и нужно попасть в него тремя-четырьмя отравленными стрелами, прежде чем его начнет тошнить и он свалится.

Когда солнце взошло, мы уже были в пути и к полудню подошли к слиянию Боле и Сегамы — на этом Т-образном речном перекрестке бурлил сильный водоворот. Ибаны вытащили лодки на каменистый берег притока и разбежались по опушке. За четверть часа они настелили пол из длинных полос коры и растянули над ним на деревянной раме мою палатку. Они показали, с каких лиан можно брать воду для питья, каких жгучих листьев нужно опасаться, затем попрощались и вернулись к лодкам. Мань со своими бравыми татуированными ибанами скрылся за поворотом реки, звук моторов замер вдали.

Несколько дней, пока прибудут дусуны, я буду один. Высокие деревья теснились вокруг, и мне чудилось, что живые джунгли недобрым пристальным взглядом уставились на бледнолицего пришельца.

Враждебный мир

Я знал, что Сегама течет с востока на запад, и, взяв по компасу курс на север, отправился знакомиться с новым миром. Взобрался на обрыв, пересек узкую полосу дремучих зарослей и нырнул в чащу молодого подроста на берегу узкого ручейка. По пояс в воде перешел его вброд и выкарабкался на топкий берег. Путь преграждала сплошная колючая стена переплетенных вьющимися лианами кустарников. Острым парангом я принялся прорубаться сквозь чащу, но дело шло очень медленно. Стоило прорубить брешь в чащобе, как она тут же забивалась лозами и сучьями. В конце концов удалось проделать узкий лаз, и я втиснулся в него на четвереньках.

Вдруг что-то обожгло спину, и я с омерзением нащупал громадную скользкую пиявку, которая явно собиралась позавтракать. Об этих тварях я был наслышан и потому запасся пропитанной солью тряпочкой. Накрытое ею отвратительное существо отлепило присоски и свалилось на землю, извиваясь и испуская целый поток слизи. Еще две пиявки спешили ко мне по опавшей листве, их тельца раскачивались, как хоботы, учуявшие добычу. Я набрал полную грудь воздуха и нырнул в заросли. Цепкие шипы рвали одежду, но я, согнувшись, таранил заросли, пока не выбрался на прогалину. Остановившись, чтобы подсчитать свои раны, я с ужасом нашел трех пиявок, идущих на приступ по моим ногам. Схватив одну, я попытался оторвать ее, но, как только отлипала одна присоска, пиявка крепко цеплялась другой.

В полумраке девственного леса я не заметил тонкий, колючий побег ротана, пока он не впился мне в лицо. Я рванулся назад, но шипы вгрызлись глубже, а другие побеги, как щупальца, захлестнули шляпу и спину. Разозлившись, я выхватил паранг и стал рубить направо и налево. В итоге содрал кожу на запястье и окончательно застрял. Наученный горьким опытом, я потихоньку выпутался, освобождаясь по очереди от каждого побега.

Передо мной дыбился крутой склон, который перешел затем в узкий гребень; здесь двигаться было легче. Стали видны вершины по обе стороны холма, хотя ближайшие подступы заслоняла непроницаемая стена зелени. Я попытался определиться по карте, но не имел представления, насколько далеко я продвинулся за минувший час.

И тут раздался треск сучьев: небольшая коричневая обезьяна неслась по верхушкам деревьев к подножию холма. А через несколько минут я нашел гнездо орангутана: куча наломанных сучьев темнела в кроне дерева. Оно почернело от старости, во все же это было гнездо, и я удостоверился, что орангутаны заходят в эти места. Непрезентабельная куча набросанных как попало ветвей сотворила чудо с моим быстро испарявшимся оптимизмом. Теперь я отыщу этих неведомых зверей.