Вокруг Света 1986 № 10 (2553) - страница 7
Вроде бы грустно должно быть, когда и самолеты улетели, и единственная нить, связывающая с материком,— радио. Но я знаю, большинство полярников воспринимают это обстоятельство с большим вздохом облегчения. Дальше, все остальное — их забота: испортится ли что-то, замкнет ли где-то, заторосит или поломает...
Почему-то именно за столом я вспомнил, что у ребят был другой лихой период. Ходили, снимались на телевидении, выступали в газетах, ездили в Москву... Помню, будучи в Институте Арктики и Антарктики, слышал реплики: «Не пора ли кончить эту шумиху?» И вдруг сейчас мне захотелось спросить об этом у Чернышева...
Откровенно говоря, я не ожидал, что он встанет и огласит мой вопрос за столом, чем я был немало смущен.
— Внимание,— сказал он, поднявшись,— прошу внимания, ребята, тут нас спрашивают: «Как же отнеслись в институте к той шумихе, которая предшествовала нашей высадке на льдину?»
Но каково же было облегчение мое, когда за столом раздался взрыв хохота.
— Отвечаю,— сказал Чернышев. Наступило молчание.
— Если вы помните, у нас в институте был опрос. Один из вопросов касался нас: «Что вы пожелаете СП-28»? — Александр повернулся ко мне: — Практически все пожелали нам скромности...
И ребята зааплодировали. Мне показалось, они радовались скорее откровенному разговору.
— Полярники народ скромный...— сказал Чернышев.— Понятно. Но нам шуметь надо было, потому как нужна была поддержка не только Госкомгидромета, ААНИИ, а поддержка в масштабах страны. Времени оставалось у нас мало. Нужно было в кратчайшие сроки получить необходимую технику, оборудование, средства...— Александр сел и, снова обратившись ко мне, добавил: — Я же вам говорил, у нас совершенно новая программа. И вот эта, как хотите называйте, эта реклама сработала.
Вспоминаю, как он на «подскоке» говорил, например, о том, как добывали домики. Поехали на завод, поговорили с молодежью, предложили свои руки и за одну субботу изготовили 20 домиков. Вот с этого все, кажется, и началось. Когда был виден результат, пошли дальше: поехали ребята в Волгоград, Бердянск за трактором; в Риге получили дизели... Как же быть с вычислительной техникой? И снова все закрутилось. Чернышев ездил к министру приборостроения, в Госплан. Наконец выделили три машины, пообещав в третьем квартале. Но это поздно. Станция в это время должна будет находиться в дрейфе. Пришлось ехать в Киев на завод. Вот так. Выбили вычислительные машины — встал вопрос о специалистах, которые могли бы работать на этой технике. Нашли людей, и вот что интересно: они рискнули, оставили свои большие оклады и перешли в Институт Арктики и Антарктики на должности рядовых инженеров с зарплатой сто сорок рублей.
Не в этом ли крылось объяснение необъяснимого, думал я тогда, слушая Чернышева. Наверное, большинство людей, впервые попадающих на дрейфующие станции, меньше всего думает о заработке — пусть с полевыми и не с полевыми. Так было и с моими друзьями в свое время. В чем же секрет? — рассуждал я. Необычность работы? Избранность, что ли? Или это связано с возможностью попасть на СП? Много ли их, этих станций, дрейфует в Ледовитом океане? Одна, две, ну от силы — три одновременно. Всего несколько десятков людей.
Я знал немало случаев, когда, например, повара покидали лучшие рестораны, шли на СП и некоторые из них приживались в Арктике на многие годы. Нетрудно догадаться, хорошему повару в московских, скажем, или ленинградских ресторанах живется неплохо. И он оставляет вдруг свое место, меняет на труднейшие условия работы. На льдине у него нет подручных. Он один. Сам был свидетелем: и пилит лед, и готовит воду, топит печку и еще делает многое такое, чтобы прокормить двадцать-тридцать человек... Чего ему там надо? Понятно, ученый на льдине добывает, вырывает очередную тайну, делает диссертацию, в конце концов ведет тему. Повар же никакого открытия не делает. Но тем не менее он идет туда; идет механик, идет врач, который бросает хорошую клинику. А здесь, на станции, у него нет никакой практики. Большинство зимовщиков, за редким исключением, народ здоровый...