Вокруг Света 1987 № 08 (2563) - страница 22

Там, внизу, водолазов ждал настоящий лабиринт. Путаные ходы ветвились не только по обе руки, но и уходили вверх, проваливались вниз многоэтажно — на девять палуб. Лайнер лежал на боку, и потому все поперечные коридоры превратились в отвесные шахты, а продольные — в многоярусные штреки, по которым передвигаться можно было разве что на четвереньках, как в старинных забоях. Этот мрачный лабиринт, опасный сам по себе, таил множество ловушек: в любой момент за спиной водолаза могла рухнуть мебельная баррикада, захлопнуться нависшая дверь или отклеиться дубовая обшивка, потревоженная неосторожным движением, и перегородить коридор, отрезать путь к выходу... И командиры спусков, понимая, куда идут водолазы, едва ли не упрашивали:

— Ребята, если невмоготу, скажите честно. Тут ничего зазорного нет...

Но это было делом чести — и мужской и водолазной. Никто ни разу не отказался от спуска. И офицеры — инструктор и медик,— прислушиваясь к дыханию, усиленному динамиком связи, сами определяли: этого не посылать, тот годен лишь на страховку, а вот главстаршине Черкашину можно доверить самое опасное. И мичману Шардакову тоже...

Я сидел в командном посту водолазных спусков спасательного судна СС-21. Была полночь. На грунт, точнее, на левый борт затонувшего парохода, только что опустилась очередная пара — мичман Сергей Шардаков и старшина 2-й статьи Сергей Кобзев.

В рубке, заставленной аппаратурой подводной связи, нас было четверо: командир спуска капитан 3-го ранга Владимир Стукалов, дежурный врач лейтенант медслужбы Александр Гац, вахтенный матрос у воздухораспределительного щита и автор этих строк. Все шло как всегда. Стукалов смотрел в чертежи жилых палуб парохода — преподробные, с расстановкой мебели в салонах и каютах,— и сообщал водолазу кратчайший путь к цели: к каюте № 41 по правому борту палубы А, где могли быть тела детей, закрытых в злосчастную ночь на ключ. Врач Гац вел протокол спуска, помечая на стукаловском чертеже места будущих выдержек водолаза.

— «Второй», где находишься? Что видишь?

— Стою на левом борту,— докладывал из-под воды «второй», то есть мичман Шардаков.— Вижу открытую дверь в палубу А.

— Спускайся в нее осторожно. Через четыре метра опустишься на переборку камбузной шахты, над головой у тебя будет винтовой трап в палубу В, а через два шага в нос — увидишь под ногами поперечный коридор...

— Есть поперечный коридор,— доложил через несколько минут Шардаков.— Уходит вниз, как колодец.

— Хорошо, Сережа... Провентилируйся и спускайся по нему еще на четыре метра. За спиной у тебя будут дверцы электрощитов, они открыты, смотри не зацепись.

Шардаков благополучно спустился в поперечный проход между камбузной и машинной шахтами и двинулся по малому вестибюлю в сторону носа. Ширина коридора теперь была его высотой, и потому пробираться приходилось на четвереньках. Когда-то люди проходили, пробегали здесь, не задумываясь, сколько шагов им приходилось делать. Теперь же в расчет брался каждый метр этого перекошенного враждебного пространства. Мичман прополз под приподнятой и подвязанной пожарной дверью и стал осматривать каюты правого борта — одну, другую. Обо всем этом Шардаков сообщал наверх, и Стукалов наносил путь продвижения водолаза на схему расположения помещений.

Водолаз походил на спелеолога, проникшего в разветвленный пещерный ход, чьи стены то, сужаясь, давят на тебя со всех сторон, то неожиданно расходятся, открывая пропасть, бездну. Но спелеологу легче — в пещере, пусть самой глубокой, воздух, а не вода, обжимающая тебя с пятидесятитонной силой.

И в мирное, и в военное время у водолазов первые враги — глубина, холод, «кессонка», удушье... Сегодня выпало опасное задание, но завтра, быть может, им выпадет дело опаснее втрое. Откажешься сейчас, не преодолеешь свой страх нынче — кто поручится, что завтра ты сможешь пойти на еще больший риск? Военный человек выбирает в бою лишь позицию, но не сам бой, и знать ему не дано, чем закончится поединок — со щитом или на щите, в колоколе или на платформе...