Вокруг Света 1987 № 08 (2563) - страница 28

От бронзовых скульптур Садипо повел меня к терракотовым, песочного цвета женским и мужским головам. Они были выполнены в той же реалистической манере, что и маски из металла.

— Интересно, откуда в вашем музее такие памятники древности?

— Из наших краев! — с гордостью ответил Укомо Садипо.

...Открытие бронзовых и терракотовых скульптур Ифе связано с именем немецкого этнографа Лео Фробениуса. Путешествуя по Нигерии, в 1910 году он попал в Ифе. Ученого заинтересовали легенды о происхождении города, различные святилища, культовые обряды. Фробениус решил заняться раскопками и сразу же, как говорится, напал на золотую жилу. В священной роще, которую йоруба считают обителью Олокуна, он обнаружил гончарню, глазурованные черепки, тигли для плавки стекла, бусы, а на глубине пяти с половиной метров — терракотовые скульптуры. Фробениус уже провел исследования в некоторых африканских странах, да и в самой Нигерии, и нигде не встречал ничего подобного. И хотя на голове Олокуна имелись характерные линии татуировки, немецкий этнограф был далек от мысли, что ее сделал чернокожий литейщик. Ученый выдвинул наделавшую много шума гипотезу о том, что легендарная Атлантида находилась некогда на побережье Гвинейского залива и он наткнулся в Ифе на ее следы.

Находки Лео Фробениуса оказались не единственными. В последующие годы в разных местах Ифе было обнаружено еще немало терракотовых и бронзовых масок, ставших украшением здешнего музея. Они изображают главным образом различных богов, правителей, членов их семей, придворных и делались, вероятнее всего, для культовых целей. У всех масок негроидные черты лица, на многих имеются племенные знаки йоруба — продольные шрамы на щеках. У «полных» скульптур — типично африканские пропорции: значительно увеличенная голова и укороченное туловище.

— Все это позволяет говорить о принадлежности древнего искусства Ифе к одной художественной школе, существовавшей, как полагают, в XII—XIV веках, о чисто африканских ее истоках,— подвел итог мой гид.

Теперь было самое время спросить о бронзовом флейтисте, и я обвел зал глазами.

— Вероятно, я что-то пропустил? — Укомо Садипо перехватил мой взгляд.

— Говорят, есть такая статуэтка — бронзовый флейтист. Надеялся у вас ее увидеть...

— Увы, такого экспоната в музее нет,— словно извиняясь, сказал Садипо.

К нам подошел Макети Зуру.

— Чем недовольны? — спросил он, уловив на моем лице разочарование.

Укомо Садипо сказал, что я спрашивал о бронзовом флейтисте.

— Не расстраивайтесь. Есть у меня на примете еще одно место.

Наш дальнейший путь повел на юго-восток от Ифе, где лежит лесной край. Густые заросли по сторонам дороги, плантации бананов, речки с черной водой — все это чередовалось в одной и той же последовательности, словно мы ехали не по прямой, а по кругу.

Машина обогнула зеленый холм, и перед нами открылся город. Своеобразие ему придавали приземистые дома с поблескивающими белыми крышами, стоявшие в стороне от новых построек. Со склона холма они казались кусками пиленого сахара, положенными плашмя длинными ровными рядами.

Оставив позади с десяток кварталов, мы выехали на довольно просторную площадь. Одну ее сторону почти целиком занимало глиняное строение, вытянувшееся метров на шестьдесят. На фасаде проступали размытые дождями барельефы, изображающие людей, эпизоды баталий, сцены охоты. Оставив машину, через узкий проем в стене мы вошли в небольшой двор, где теснились квадратные глиняные дома, обрамленные открытыми галереями и окруженные невысокими стенами. По двору расхаживали важного вида мужчины в белых агбадах, перебирая на груди коралловые ожерелья. Тут же резвились двое мальчишек в шортах, с золотыми кольцами на ногах.

Зуру подошел к одному из мужчин и о чем-то попросил. Тот остановился, молча его выслушал и, не сказав ни слова, ушел.

— Вы знаете, где мы сейчас находимся?

— Понятия не имею.

— Во дворце самого обы (Царь.) Бенина!

Царский дворец в моем представлении (и не только, наверное, в моем) должен блистать богатством и великолепием. Здесь же не было даже отдаленного намека на роскошь.