Вокруг Света 1989 № 11 (2590) - страница 43

Группа пять

Однажды вечером, сев за машинку, чтобы отпечатать сделанные за день заметки, я услышала глухие удары и голосовые сигналы горилл где-то за моей палаткой. Эти звуки раздавались в километре с лишним от того места, где я сегодня уже встречалась с гориллами. Поскольку гориллы за день проходят не более 400 метров, я поняла, что это новая группа, пятая по счету. Я ее так и назвала — группа пять.

На следующее утро я отыскала след и вышла по нему на густо заросший деревьями гребень над лагерем. Увидев меня, животные немедленно попрятались, за исключением подростка, который взобрался на дерево, постучал себя по груди и, эффектно перескакивая с ветки на ветку, с треском приземлился в низком кустарнике. Я тут же дала ему кличку — Икар. Остальные члены группы — как выяснилось позже, их было пятнадцать — удалились метров на шесть-семь и принялись украдкой рассматривать меня сквозь заросли. Однако проказник Икар снова полез на дерево и, чтобы покрасоваться передо мной, стал выделывать головокружительные акробатические трюки, а в перерывах с любопытством глазел на человека, жующего стебли дикого сельдерея.

В первые же полчаса контакта с группой пять мне удалось насчитать в ней двух серебристоспинных самцов, занявших фланговые позиции для зашиты самок и детенышей. Обоих самцов было легко обнаружить и распознать по нестройным крикам. Более пожилого главенствующего самца, издававшего грудные встревоженные звуки «вроаа», я окрестила Бетховеном, а самца помоложе, кричавшего более пронзительно, прозвала Бартоком. Позже я разглядела еще черноспинного самца и не смогла удержаться от соблазна назвать его Брамсом. Рядом мельтешили четыре самки, таскавшие на руках детенышей разного возраста с глазами навыкате. Одна из взрослых особей уселась под

деревом, на котором выделывал трюки Икар. Она бережно прижимала детеныша к груди, и по ее виду было ясно, что она встревожена. Я была уверена, это мать юного акробата, что подтверждалось сходством черт лица и частыми попытками Икара ее успокоить. Я окрестила самку Эффи, а прижатого к груди детеныша с блестящими глазами — Пайпер. Прошло еще полчаса, и гориллы тронулись в путь. Поскольку одним из моих основных правил было не следовать за гориллами, когда они снимаются с места, то я отправилась восвояси, хотя Икар и задержался на некоторое время в кроне дерева.

Процесс привыкания ко мне группы пять шел гладко благодаря регулярным контактам. За первый год работы в Карисоке они стали подпускать меня на расстояние пяти-шести метров. Бетховен довольно терпимо относился к остальным двум самцам в группе — Бартоку и Брамсу — очевидно потому, что рассчитывал на их помощь в охране самок и детенышей. Превосходящая всех по рангу самка Эффи с двухлетней дочерью Пайпер и сыном Икаром пяти-шести лет от роду всегда располагалась ближе всех к Бетховену. Второй по рангу самкой была Маркиза, явно опасавшаяся Эффи, хотя Пентси, полуторагодовалая дочь Маркизы, свободно играла с Пайпер и Икаром. Пентси страдала от хронической астмы, что сказывалось на ее манере издавать звуки. Зачастую глаза Пентси слезились, а из носа текли обильные выделения, но я никогда не видела, чтобы Маркиза пыталась вытереть ей лицо. Еще две самки все время прятались в зарослях. Когда они перестали меня бояться, я окрестила их Лизой и Идано.

Икар способствовал укреплению моих контактов с группой благодаря своему неутолимому любопытству и отваге, побуждавших его устраивать феерические, зачастую рискованные акробатические представления на деревьях всех размеров — от молодых саженцев до мощных старых хaгeний. Однажды, разучивая новый трюк на недостаточно прочной для его проделок ветви дерева, лопоухий пострел неожиданно для себя шмякнулся на землю с отломившейся веткой в руках. Еще не улегся шум от его падения, как воздух сотрясли негодующий рокот и крики Бетховена и Бартока. Оба самца вместе с самками кинулись на меня, как будто в падении Икара виновата была я. Они остановились как вкопанные в трех метрах, увидев, что целый и невредимый Икар полез на другое дерево, не обращая внимания на вызванный им переполох. Шалун олицетворял собой ангельское смирение, но серебристо-спинные самцы были напряжены. Казалось, сам воздух наполнялся страхом.