Вокруг Света 1990 № 05 (2596) - страница 55

Хорошо, если кто-нибудь из взрослых мог объяснить, что изображено, но Они обычно были заняты. И мы сами подолгу рассматривали картину на простыне, сверяя увиденное со своими знаниями, почерпнутыми из Фенимора Купера, «Серебряных коньков» и любимой книжки «Синопа — маленький индеец».

Редкие эти домашние сеансы заменяли нам нынешний «Клуб путешественников», выполняя, в сущности, ту же роль: они приводили чужую жизнь и неведомые страны прямо в дом.

Линз с водой ныне уже не найти, разве что в Политехническом музее — хранить их неудобно, да и незачем. Зато диапозитивы от волшебного фонаря, если уж они сохранились, прочно заняли свое место где-нибудь рядом со старыми семейными фотографиями на твердом картоне. О них нечасто вспоминают, но, раз найдя, долго и с интересом рассматривают.

Те пять диапозитивов, которые мы представляем вам,— картинки волшебного фонаря. Они объединены общей темой: «Страны и народы». Всмотритесь в них. «Вид Швейцарии», «Канал в Голландии», «Турки-носильщики» — это заграница; «Завтрак киргизов», «Горский татарин с женой» — наше Отечество.

Каждая из этих картинок совершенно достоверна и тем, собственно говоря, интересна. Кажется, что автор ее постарался вместить на крошечное поле диапозитива все, что известно о стране и народе и что составляет его особенности.

Швейцария: горы, двухэтажное шале, народный праздник; швейцарцы, как известно, весьма чтут свои традиции и охраняют их, даже диалект каждого кантона имеет все права гражданства.

Голландия: канал, ветряные мельницы, плоские тучные луга, где пасутся тучные коровы. Зрителю предлагалось дополнить картину тем, что он читал о Голландии — то ли в журнале «Вокругъ свъта», то ли в книжке «Серебряные коньки».

Турки-носильщики действительно несут свою ношу на фоне совершенно турецкого пейзажа. И экзотические одежды прохожих, и собственный их вид — никакие другие, кроме как турецкие.

И ведь при этом нет никакой «постановки» — вы станьте здесь, а вы возьмите вот это — делом чести тогдашнего фотохудожника было отыскать такой типичный уголок с типичными людьми, чтобы сразу дать зрителю полное представление об избранной теме. А что позы статичны — так какая же тогда была техника! Приходилось просить персонажей не двигаться.

Что же касается картинок из жизни России, а точнее — ее бывших национальных окраин, то здесь дело обстоит посложнее, и, очевидно, без помощи внимательных читателей не обойтись.

К примеру, «киргизами» тогда могли назвать и собственно киргизов, и казахов. Нам трудно определить, кто же именно изображен здесь да, кстати, и чем занят. Ясно, что сняты они за трапезой, но вот называть ее «завтраком» мы бы не решились: людям свойственно переносить привычные понятия на схожие привычки и обычаи других народов, а уж у путешественников прошлого века это было обычным. Ели ли кочевые тюрки в то время три-четыре раза в день? Делились ли у них трапезы на «завтрак», «обед» и «ужин»? Все это довольно новая привычка и у оседлых народов Европы. Наверное, кочевники строили свой день и организовывали питание иначе.

Еще сложнее с пятым снимком: «Горский татарин с женой». Этноним «татары» применялся столь широко и столь неточно, что мог обозначать и тех, кого мы сегодня (и тоже не совсем верно) называем татарами казанскими, и татар крымских (что не одно и то же), и черневых татар — алтайцев (что просто совсем не то), и азербайджанцев («закавказские татары» по тогдашней официальной терминологии). «Горским татарином», изображенным на диапозитиве, должен быть кто-то из тюркоязычных жителей Кавказа: может быть, кумык, а может, ногаец, а может быть, балкарец или карачаевец. Не исключено также, что это и вообще не тюрки — вспомните, у Толстого в «Кавказском пленнике» татарами называют всех горцев.

Может быть, кто-нибудь из читателей, всмотревшись в диапозитив, точно определит во всаднике своего соплеменника, да еще и увидит гораздо больше, чем несоплеменные читатели: и что за сбруя у коня, и что за одежда, и почему одета. А может, назовет и местность. И, конечно, поделится своими познаниями с нами.