Вокруг Света 1990 № 06 (2597) - страница 10
Легенда рассказывает, что некогда сюда прилетел на желтом журавле даос-отшельник, остановившийся на отдых на безлюдной вершине Змеи-горы. Легенда жила, и около 1700 лет назад, в эпоху Троецарствия, на этом месте была построена башня. Впрочем, это скорее наблюдательная вышка, невысокая и невзрачная.
Впоследствии она не раз перестраивалась, пока в 1985 году не приобрела нынешний вид — пятидесятиметровая башня из гранита и мрамора, в пять ярусов, с золотистой глазурованной черепицей на крыше.
Черепаха-гора с телебашней устроилась в самом центре города, вернее, трех городов: старейшего Учана, скрывавшегося в дымке на противоположном берегу Янцзы, промышленного Ханьяна и делового Ханькоу, отделенного впадающей слева в Янцзы рекой Ханьшуй.
С высоты Ханьшуй кажется по сравнению с полноводной Янцзы если не ручейком, то речушкой, хотя у пристани стоят большие пароходы. Но все равно, ей далеко до Большой реки. У причала на Янцзы приютилось здание «колониального» стиля, где размещалась когда-то уханьская таможня. Над таможней башня с курантами, младшим братом лондонского Биг Бена. В 1858 году Ханькоу стал одним из первых открытых для иностранной торговли портов Китая. Примерно с 1861 года здесь стали создавать свои концессии Англия, Россия, Франция, Германия. И, как писали китайские хроники того времени, «вдоль набережных выросли ряды иностранных фирм, речную гладь бороздили заокеанские торговые суда, рынок наводнился иностранными товарами, и трехградье превратилось в мир спекулянтов и авантюристов».
Тогда же на пристань Ханькоу ступил наш наблюдательный соотечественник, оставивший о своем путешествии по Китаю поучительные заметки. Это был Павел Яковлевич Пясецкий, врач-натуралист и художник, член Императорского Русского Географического и других ученых обществ. «Глазам путешественника, подъезжающего в хорошую погоду на пароходе к Ханькоу,— писал он,— представляется следующая панорама: перед собой он видит обширную зеркальную гладь реки, уходящую в прозрачную, сливающуюся с небом даль; на правом берегу тянется длинный ряд зданий, стеснившийся в одну густую массу, возле которой на реке стоит как бы другой, плавучий город,— это множество разнообразных судов, а за ними возвышается оживленная набережная, усеянная рабочим людом — почти исключительно китайцами.
Из этой густой массы китайских построек, облепивших берег, взгляд тотчас выделяет ряд двухэтажных европейских домов, которые все до одного кажутся дворцами перед низенькими и, в общем, непредставительными постройками туземцев».
С тех пор, конечно, многое изменилось, но дома европейской постройки еще весьма заметны в Ханькоу, хотя живут в них — и давно — не европейцы. Сразу за зданием таможни, которого при Павле Яковлевиче еще не было (а то бы он его непременно отметил), идет теперь от набережной в глубь города шумная Цзяньханьлу — улица рек Цзян, то есть Янцзы и Ханьшуй.
Как и в давние времена, на Цзяньханьлу кипит деловая жизнь — то и дело подвозят к лавкам и магазинам товар, чаще велорикши, реже грузовички, а то и носильщик на бамбуковом коромысле тащит два огромных и тяжеленных тюка.
П.Я. Пясецкий и его рисунки (внизу), сделанные во время путешествия
На это обратил внимание и Пясецкий. Он писал: «Китайцы трудятся здесь целые дни, и целые дни с утра до вечера раздаются их крики, очень похожие на стоны, какими они всегда сопровождают работу при переноске тяжестей, вероятно, для того, чтобы идти равномерно в такт с товарищем, когда несут что-нибудь вдвоем, или с колебаниями своего гибкого коромысла».
Все так и осталось, только вот криков слышно меньше — они заглушаются громкой рок-музыкой, несущейся из открытых дверей частных магазинов, из мощных динамиков, выставленных у входа прямо на тротуаре. В музыке есть некоторый коммерческий расчет: остановится прохожий послушать, а там, глядишь, зайдет да и купит что-нибудь.
Полтораста лет назад Ханькоу жил в основном чанной торговлей, и наши соотечественники приложили к этому руку. Был тогда в Ханькоу русский вице-консул, господин Н. А. Иванов, встречавший Павла Яковлевича прямо на пароходе. Русская колония состояла человек из двадцати, большей частью молодых и холостых людей, проживающих в трех домах: у господ Иванова, Токмакова-Шевелева и Родионова. Занимались означенные люди, как выразился Пясецкий, «комиссионерским делом, то есть покупкою чая здесь, по заказам наших крупных чаеторговцев, и отправкою его в Россию». Тут нужно сделать, во избежание недоразумений, некоторые пояснения.