Вокруг Света 1990 № 06 (2597) - страница 15
Открытая часть чайханы — айван — была пуста, и мы шагнули в тепло внутреннего помещения, где отдыхали, наслаждаясь чаем и беседой, дехкане. Мой фотоаппарат поначалу вызывает настороженность, но несколько слов, обращенных в зал Юсуповым, вмиг снимают напряженность, лица расплываются в улыбке: вот так удача — зашли попить чайку, а попали на представление всеобщего любимца!
По рассказам я знаю, что Зайнабидин и сам, без ассистентов, способен держать зал катающимся со смеху полтора-два часа, но чтобы показать искусство народного театра в его классическом виде, кызыкчи созвал в этот выходной день свою труппу, самых верных учеников — сына Джамалидина, преподавателя игры на национальном смычковом инструменте — гыджаке, Сыдыка Щераева, работающего во Дворце культуры, и Арыбжана Усманова, продавца в киоске «Союзпечать».
Пока сдвигают столы, чтобы освободить площадку для артистов, Зайнабидин знакомит участников выступления с сюжетами, которые им предстоит сыграть, вернее, он просто задает тему, как делают это виртуозы-импровизаторы в джазовом квартете, а все реплики, мимика, жесты будут рождаться по ходу спектакля. Сотни таких сюжетов записали исследователи узбекского фольклорного театра, имеющего вековые традиции, и всегда стержнем их была социальная направленность. Вот и сейчас — первая сцена критикует просчеты в медицинском обслуживании населения, которыми рады воспользоваться пройдохи и шарлатаны (тема весьма популярная в наши дни).
Зайнабидин изображает человека, приведшего своего заболевшего сына на прием к важному лекарю — табибу. Тот, презрительно осмотрев больного, ставит диагноз: рот желтый, потому что много яиц ел, пульс тройной — один бьется в сердце, второй — в легких, третий — в кармане лекаря: намек на необходимость хорошего вознаграждения. Прописывает «лекарства»: проглотить ежика, чтобы очистить все внутри, а затем пить настой из черного перца, сажи, крыльев мух и комариных хвостов.
Меняется выражение лица у убитого горем отца — от заискивающего к растерянному, удивленному, затем строгому, негодующему и, наконец, весьма решительному, ничего хорошего болтуну не сулящему. Соответственно меняется оно и у табиба — от высокомерного, заносчивого к испуганному и просительному. Затаив дыхание, зрители смотрят представление, а когда шарлатан с позором изгоняется из кишлака, все дружно и шумно радуются. Таков закон жанра: в народной драме обидчик и лгун всегда будут осмеяны и наказаны, а простой человек, униженный и обманутый, окажется на высоте положения.
Игра актеров настолько выразительна, так умело выдерживают они паузы перед новой остротой, так гротескны гримасы, что я понимаю, кажется, каждое слово, хотя играют-то на абсолютно незнакомом мне языке!
Недаром искусству кызыкчи обучались по многу лет, осваивая, как и масхарабозы, актерское мастерство, пантомиму, репертуар народного театра, игру на национальных инструментах, чтение эпоса, пение, акробатику, развивая остроумие и наблюдательность, набираясь знания жизни в скитаниях вместе с труппой по всей Средней Азии. Конечно, без природных задатков тут не обойтись. Считается, что настоящим кызыкчи может стать один человек из тысячи. Зайнабидин учился у своего отца, тот десять лет обучался ремеслу у большого мастера Саади Махсума, работал со знаменитым кызыкчи прошлого века Закир-ишаном, гастролировал по России и за границей с русским цирком Дуровых. Теперь Зайнабидин готовит в большой актерский путь своего сына Джамалидина.
Очень похожий внешне на актера Михаила Боярского, с мгновенной реакцией на остроумные реплики отца и других партнеров, с подвижным лицом и уморительной мимикой, музыкальный и пластичный, Джамалидин достойно продолжает фамильное дело. Вот и в следующей сценке, высмеивающей уличных сплетниц, он блестяще исполняет роль пожилой кумушки, нашептывающей приехавшим к невесте сватам всякие небылицы про честную девушку.
Азартные игры, в том числе перепелиные бои, популярные в недалеком прошлом в этих местах (содержались даже специальные гостиницы при базарах для их проведения), также попадают под огонь актерской критики. Сыдык играет хозяина такой гостиницы, который не пускает богатого и удачливого беданабоза — владельца перепелок, утверждая, что птицы у того ни на что не годятся. Они ругаются, даже дерутся, их пытается разнять Зайнабидин, но хозяин непреклонен. На следующий день невыспавшийся заезжий беданабоз — его играет Усманов — приходит на бои, его перепелки проигрывают, и он, разоренный, пешком уходит в свой город. Не своим трудом заработанные деньги счастья не принесут...