Вокруг Света 1990 № 06 (2597) - страница 36

В 1889 году, за двадцать с лишним лет до создания при Императорском Русском Географическом обществе Природоохранительной Комиссии, Млокосевич пишет письмо министру А.А. Штрауху: «Я здешний старожил и вижу, что делается, помню, что было, знаю, что есть, и представляю, что будет. Я вижу грустную картину скорого будущего, как здешние оазисы редчайшей жизни превратятся в скучнейшие пустыни и целые страницы интереснейшей зоологии погибнут для потомства навсегда». Млокосевич обращается к видным ученым страны, выступает в печати с призывами организовать «строго заповедные участки».

В борьбе за жизнь Лагодехского ущелья Млокосевич находит единомышленников — научного сотрудника Тифлисского ботанического сада Д.И. Сосновского и профессора Юрьевского университета Н.И. Кузнецова. Отцу помогает и дочь Анна, работающая в Петербургском зоологическом институте. До воплощения своей мечты Млокосевич не дожил трех лет. Но Н.И. Кузнецов довел дело своего лагодехского друга до конца: в 1912 году Лагодехское и соседнее с ним Анцальское (сейчас — Шромское) ущелья образовали государственный заповедник Российской империи площадью 3500 гектаров.

Возрастающая известность Млокосевича, его титулы и награды вызывали, как и в далекой юности, злость обывателя. На этот раз она была беспощадной. Недалеко от дома солдаты надругались над его дочерью Люсей, тихой, застенчивой девушкой, и убили, забросав ее увесистыми камнями чистой речки Лагодехор. Чуть позже неизвестные лишили жизни его верную подругу, старушку жену... На фотографиях той поры у Млокосевича в глазах читается ничем не прикрытая боль, недоумение и мучительное желание понять: «За что?»

Но он не озлобился. Как и прежде, видел выход в одном — делать людям добро.

— Когда заболел один чородинский чабан, Млокосевич привез ему чеснока, хинина и водки. Целые сутки просидел над больным, пока тому не стало легче. В 16 лет заболел чахоткой мой отец,— рассказывает Омар,— так он немедленно отправил его в Тбилиси, в больницу...

Мы сидим за столом в доме Омара. Возле печки с духовым отделением, похожей на «буржуйку», хлопочет его жена Патимат. Через полчаса на столе уже пылает жаром чэд — хлеб из кислого теста и вкусные, напоминающие грузинские хачапури, лепешки с творогом — сулчэд. Масло пахнет альпийскими цветами.

Поблагодарив Патимат за угощение, мы вышли в село. Каменистая, вымытая дождями улица ведет к школе. Не хуже школы выглядят и дома чородинцев. Такие же капитальные. А ведь в Чороде нет строительных материалов. Все — гвозди, цемент, камень, лес, включая тяжеленные балки, черепица — доставляется в село лошадьми.

На улице мы знакомились с чородинцами, показывали им портрет Млокосевича. Фотографию наши собеседники видели впервые, но, узнав, что на снимке изображен «Старшилесничи», оживлялись и начинали припоминать рассказы своих предков.

98-летняя Пирдас Омарова единственная, кто смог бы узнать Млокосевича на снимке, но ей уже отказали глаза. Зато она хорошо помнит свою юность и те годы, когда в их аул приезжал невысокий старик с белой окладистой бородой.

— Все его считали русским,— говорит она,— и, не зная русского языка, думали, что «Старшилесничи» — это имя. В Чороду он привозил платья, платки и дарил их женщинам, мужчинам привозил пули и порох. У него был фотоаппарат, и он все время снимал наших людей, дома, костюмы, праздники. Зимой Старшилесничи разрешал нам пасти овец внизу, в долине, как умер, это все сразу запретили...

Когда на берегу Джурмут-оры умирал Млокосевич, Пирдас Омарова носила ему пищу. Сбегала с горы в ущелье, где стояла палатка русских, и ставила возле нее сулчэд, мясо и айран. Помнит, как опустел аул, когда все мужчины отправились в Лагодехи, чтобы проводить своего друга в последний путь.

— Младшие считали его за отца, старшие — за брата,— говорит Магомед Мусаев, чей дедушка, как и дедушка Омара, был близким другом Млокосевича.— Смотрите, сколько лет прошло с тех пор, а его помнит все село, хотя никто, кроме Пирдас, никогда его не видел...

Мы спустились из села в ущелье Джурмут-оры и пошли грунтовой дорогой вверх. Следуя за Омаром, прошли около двухсот метров и оказались на зеленой лужайке по правому берегу реки, недалеко от водяной мельницы. Лужайка была тем местом, «куда люди приходят умирать». На лужайке лежала небольшая груда камней: Омар взобрался на камни и сказал: «Палатка стояла вот здесь!»