Вокруг Света 1990 № 08 (2599) - страница 9

Подобная ироничность, готовность осмеять кого угодно, шутливость и склонность к юмору у датчан тем не менее соседствуют с удивительным романтизмом, чувственностью, доверчивостью и сентиментальностью. И в очень многих жителях королевства я будто узнавал героев и героинь андерсеновских сказок, писавшихся полтора столетия назад,— белокурых, ясноглазых, розовощеких. В Дании удивительным образом соседствуют самые бесстыдные в мире порновитрины и... застенчивые, скромные девушки, готовые покраснеть и опустить глаза, когда на улице к ним вдруг обращается незнакомец...

Легкая ирония в адрес Андерсена не меняет весьма почтительного к нему отношения... Вспоминаю, как мой знакомый — музыкант из Ольборга в Ютландии — Эсбен Квист восхищался философией, заложенной в сказках Андерсена.

— Смотри, как здорово написано,— говорил он, и лицо его делалось одухотворенным.— «Стручок был зеленым, и им казалось, что весь мир вокруг зеленый. Потом стручок пожелтел, и они стали говорить: «Весь мир желтеет!»

Хотя Нюхавн и переводится как «Новая гавань», это один из старейших кварталов города

От Круглой башни мы вновь вернулись на Стрёэт, которая нас вывела к району Нюхавн. Название это переводится как «Новая гавань». Но это, пожалуй, как раз одна из наиболее старых частей Копенгагена. Между двух рядов небольших, с острыми крышами домиков, прилепившихся друг к другу вдоль узкого канала, который заходит почти в центр города, стоят парусники: в солнечные дни в стеклах маленьких окон отражаются их мачты с оснасткой.

Канал был проложен в 1673 году, и некоторые дома Нюхавна сохранились с того времени. Одну набережную, что идет вдоль канала, прозвали «тихой стороной», другую — «шумной». На одной стороне — редкие прохожие и туристы, разглядывающие старинные дома и пришвартовавшиеся парусники, с другой — гораздо более людно: кто-то стоит у передвижных киосков, в которых торгуют «хот-догами» и «джоли-колой», кто-то рассматривает витрины и зазывающие вывески; на лавочках собираются веселые компании моряков.

Вечером контраст между сторонами Нюхавна еще более разителен: «шумная» — скопление дискотек, откуда доносятся заводящие звуки рока, татуировочных мастерских, где тело могут покрыть любыми самыми изощренными и фантастическими изображениями, и разных сомнительных заведений, обосновавшихся в полуподвальных этажах и рассчитанных на матросов. Словоохотливый гид вам обязательно скажет, что Нюхавн — это «район моряков, татуировок и дешевых девочек».

Но все-таки Нюхавн прежде всего исторический район Копенгагена. У каждого старинного дома, стоящего вдоль канала,— своя биография. Про дом № 67, одним из жильцов которого с 1845 по 1864 год был Андерсен, написана даже целая книга. В доме № 18 писатель провел последние два года жизни, а в № 20 в 1835 году написал свои первые сказки. И именно здесь, на набережной Нюхавна, в полном отчаянии ходил в 1819 году четырнадцатилетний Ханс Кристиан, впервые попавший в Копенгаген, и, совершенно потеряв надежду на новую жизнь, думал, где бы ему броситься в воду или попросить какого-нибудь доброго капитана отвезти его обратно в родной город Оденсе...

В январе 1835 года Андерсен писал в Оденсе своей приятельнице Хенриетте Ханк: «Из окна видны корабли и лодки, снующие туда-сюда. Если высунуть голову, то за складами можно увидеть Балтийское море, а с другой стороны — площадь Конгенс-Нюторв». Окна квартиры Андерсена выходили действительно на самый канал, где во времена Андерсена бурлила настоящая портовая жизнь. И швартовавшиеся там корабли привозили ему сюжеты для новых сказок из самых экзотических мест земли: из Ост-Индии или Вест-Индии, как в «Старом уличном фонаре». И может, именно здесь, в Нюхавне, под окном Андерсена свила гнездо та ласточка, которая поведала писателю о прелестной Дюймовочке?

В своей последней квартире в Нюхавне Андерсен занимал две комнаты, в одной из которых принимал гостей: «...Она была необычайно проста, но вместе с тем чрезвычайно уютна. На окнах были горшки с цветами, а на столах и шкафах стояло и лежало пропасть разных безделушек, по всей вероятности, подарки от его друзей и почитателей...— писал в петербургском журнале «Русская речь» Макс Нордау, побывавший у писателя незадолго до его смерти.— Все в этой комнате доказывало, что мы находились у человека, любимого многими, и который, со своей стороны, умел достойным образом ценить это чувство дружбы и преданности. Почетное место на столе возле пасхальных яиц замечательно тонкой резной работы и роскошно украшенных лентами — подарка короля и королевы, занимал уже почти завядший букет цветов, присланный ему девятилетней девочкой из Хельсингёра ко дню его рождения, со следующей надписью: «Дорогому другу Андерсену в знак благодарности за хорошие сказочки, которые мне так нравятся и которые я часто читаю».