Вокруг Света 1992 № 04-06 (2619-2621) - страница 57

— Ну, мой «почти брат», — прошептал мне Маньян, — теперь ты пойдешь своим путем, а я своим. Мы встретимся завтра и поговорим.— И мы расстались.

Я пошел вдоль лагеря к своему вигваму. Когда я отодвинул занавеску, мать, увидев меня, закрыла голову плащом и заплакала. «Горестные вести для меня! Мое предчувствие оказалось верным!» — сказал я себе. Опустив занавеску, я подошел к своему месту и сел.

Отец смотрел мимо меня, на его лице не было улыбки.

— Ну вот, ты и вернулся, — с трудом произнес он.

— Вы пришли тихо. О, брат! Ваш поход кончился неудачно! — прозвучал тихий голос моего брата.

— Мой сын, у нас горе. Страшное горе. О, Вы, стоящие над нами! Там, высоко в небе, сжальтесь над моим сыном! — выкрикнула мать и снова заплакала.

— Сатаки! Она умерла? — спросил я.

— Ее мужем стал Три Бизона, — ответил отец.

После этих слов я почувствовал себя очень плохо. Я уже знал, что случилось несчастье, но это — было слишком!

— Но это еще не все дурные новости, — продолжал он. — Посмотри, что мы нашли перед входом в наш вигвам на следующее утро после твоего ухода.

Говоря это, он вытащил из-под своей подушки стрелу и воткнул ее в землю острием перед собой. К ее древку, пониже оперения, было привязано ожерелье, украшенное посредине тонкой ракушкой, к которой были прикреплены медвежьи когти.

Я взглянул на стрелу, не думая о ней. Для меня все теперь не имело значения.

— Но посмотри на это ожерелье! — настаивал отец. — Можешь припомнить, видел ли ты его раньше?

— Да. Его носил этот кроу, Красное Крыло.

— А! Ты это вспомнил. Ну, а теперь послушай, что я скажу. Как я только что сказал тебе, мы нашли этот знак перед входом в вигвам на другое утро после вашего ухода, а добытый тобой у Раскрашенных в Голубое жеребец и все другие привязанные у вигвама лошади исчезли. Оставив на виду свое ожерелье, этот кроу, у которого не лицо, а собачья морда, хотел, чтобы мы знали, что это он увел наших лошадей. Ты помнишь, в какую ярость он пришел, когда мы не отдали ему жеребца.

— Все это теперь не имеет никакого значения. У меня был другой жеребец, которого я захватил у Народа Раскрашенных в Голубое, и какой-то кроу тоже увел его у нас. Но мне уже все равно. Эти лошади мне теперь не нужны, — ответил я.

После этих слов мать заплакала еще сильнее. Мы же — отец, брат и я — сидели молча. Отец отложил в сторону знак, оставленный врагом.

Всю эту ночь я не спал, только ворочался на своем ложе и не находил себе места. Мне было жалко себя, но Сатаки — еще больше. Я хорошо знал, какие ужасные страдания она испытывает. И, о, как я ненавидел Черную Выдру, который стал причиной наших несчастий!

Наступил день. Мой отец и брат отправились на охоту. И я спросил мать:

— Что же дал за Catакй Три Бизона?

— Ничего! Он попросил, и отец отдал ее. И все.

— Тогда должна быть какая-то причина, по которой Черная Выдра отказался принять мои дары. Я уверен, что ты знаешь, почему он не разрешил мне жениться на ней. Ты должна теперь мне рассказать об этом, — заявил я.

— Хорошо, ты сейчас узнаешь, — ответила она. — Никому я об этом не рассказывала, даже твоему отцу. И то, что я сейчас тебе скажу, ты не должен говорить другим.

Это было много лет назад, когда я была совсем юной девушкой. Меня добивались двое — Черная Выдра и твой отец. Я боялась и ненавидела Черную Выдру — такого гордого, скупого и подлого, но уже тогда богатого. И я любила твоего отца — бедного, но такого доброго и отзывчивого. Он был похож на моего отца, которого ты никогда не знал; он умер еще до твоего рождения.

Однажды мой отец обратился ко мне: «Черная Выдра прислал мне своего друга рассказать, какой он хороший молодой человек, как он богат, щедр и храбр на войне. Моя дочь, он хочет на тебе жениться. Теперь скажи мне, что ты об этом думаешь?»

Я обняла отца и сказала: «Отец, он богат, он храбр, но у него злое сердце. Я боюсь его. Но есть один, кого я люблю. Он очень беден, но сердце у него доброе. Разреши мне быть женой Пятнистого Медведя. Ты любишь мою мать, ты любишь меня, разреши Пятнистому Медведю и мне поставить наш вигвам».