Вокруг Света 1992 № 10 (2625) - страница 25

Хозяин выжидающе посмотрел на меня.

— Не надо, — сказал я, — пусть все будет как всегда.

— Как всегда, как всегда, — взметнула руки хозяйка, — что, одну мамалыгу есть будешь? Травку? Хорошо, — пригрозила она, — мы к тебе приедем, с собой мамалыгу привезем...

Слово за словом я стал рассказывать, зачем мне все это нужно, и, желая сделать хозяевам приятное, перешел на расспросы: кто, как и что делает в этом многонациональном краю? Мамука рассказал, что у соседних абхазов с приемом гостей все на высшем уровне (он это знал по собственному опыту), но что их пир может выдержать только очень сильный человек.

— Если из-за стола встал, все — можешь не возвращаться. А как не встанешь, когда пьешь за каждого и каждый за тебя? Большую силу воли иметь надо.

— У нас тоже воспитание имеешь, — добавила Манера, — даже маленьких детей учат: за стол только всей семьей. И пока все не сели, не хватай в промежутке. Не прилично днем что-нибудь из чулана доставать.

И тут до меня дошло, что претерпели хозяева, пока я валялся в постели и шлялся в шумном городе Гали. На следующее утро я вскочил в шесть и не был первым. Хозяева благодарно пожелали мне доброго утра.

До конца недели я вставал столь же рано. А в воскресенье, тепло попрощавшись и сославшись на срочные дела, уехал в Сухуми. Мне было проще уехать, чем вставать весь отпуск в шесть.

Нарушать распорядок дня милого мне семейства Чхвинджия было бы с моей стороны откровенным свинством.

Вполне ученый комментарий к слову «обед»

Задумывались ли вы когда-нибудь, почему «стол» называется «столом»? Задавшись таким вопросом, «можно свихнуться — если только думать и думать. Есть люди, однако, которые этим занимаются профессионально, — лингвисты, составители этимологических словарей, где происхождение каждого слова рассматривается в его истории и в сравнении с другими языками. И, порывшись в таком словаре — смею заверить, удовольствие это ни с чем не сравнимое, — вы обнаруживаете, какая история у самого простого слова и из каких совершенно неожиданных источников оно почерпнуто. Подобный алмазу среди гальки блистает среди словарей «Этимологический словарь русского языка», составленный немецким ученым Максом Фасмером.

Насколько же можно полюбить чужой язык, чтобы так заботливо исследовать многие тысячи русских слов! Впрочем, можно ли считать, что для ученого, осуществившего такой труд, русский язык — чужой?

Итак, я уже говорил, что в слове «обед» нет никаких указаний на время, когда его едят, хотя в нашем сознании он связан с серединой дня. («Подходите к обеду, Анна Николаевна обязательно будет». И вы знаете, что прийти надо в середине дня.) А возьмите «завтрак», «полдник», «ужин» — тут время дано точное, однако не всегда оно соответствует нынешнему смыслу слова. Мудрый Фасмер возводит «завтрак» к слову «заутрок», то есть еда, следующая сразу за утром, за рассветом, за пробуждением. А у слова «ужин» — в древности «южина» — корень «юг», что в древнерусском языке значило «полдень». Чтобы стало еще яснее, очень полезно заглянуть в словарь другого языка, лхчше всего — близкородственного. Дело в том, что в близкородственных языках одно и то же же слово, возникнув в древнем — общем — праязыке, даже вести себя может по-разному: в одном изменить смысл, а в другом, наоборот, сохранить первозданное значение. Скажем, по-украински «юг» как раз и будет «пiвдень». Скорее всего ужин ели, когда солнце стояло в зените.

А вот в слове «полдник» нет «юга», им теперь просто именуется еда, перехватываемая между основными трапезами. Что же касается обеда, то доктор Фасмер возводит его к приставке «об» и корню «ед», то есть трапеза, когда объедаются, самая большая еда. Но и из этого отнюдь не следует, что ей положено быть именно посреди дня.

Кстати, люди стали есть три-четыре раза в день не так уж давно. Связано это во многом с изменением образа жизни, с тем, что все больше народу селилось в городах, с совершенно отличным от сельского распорядком дня и ритмом жизни.

Надо сказать, у крестьян, почти всей Европы — и в России в том числе — год делился на две части: летнюю и зимнюю. И если в теплое время года крестьянин был занят с раннего утра до вечера, то зимой работы было гораздо меньше. А потому и питался человек летом три раза, а зимой вполне хватало и двух. Многочисленные описания этнографов — еще в прошлом веке все этнографы были и писателями, а потому описания их читать не только полезно, но и приятно — свидетельствуют: летом крестьяне с утра ели суп, кашу, потом на поле съедали что-нибудь холодное, а вечером — свежую горячую еду. При этом плотнее всего ели утром, что неудивительно, ибо человек, которого ждала тяжелая работа на чистом воздухе, должен быть сытым. А зимой обедали дважды (именно «обедали»). Поскольку можно было не торопиться, хозяйка каждый раз готовила свежую пищу.