Вокруг Света 1992 № 10 (2625) - страница 38

стр.

Будда — подлинный владелец бирманской столицы. Яркое, но не пестро раскрашенное изображение Великого Учителя с неизменной улыбкой на устах можно встретить повсюду. Религиозное рвение не знает границ. В павильонах, окружающих золотую ступу пагоды Шведагон, десятки, сотни мраморных изваяний Будды, зачастую в одних и тех же позах. Такое обилие копий, как рассказывали мне служители пагоды, поразило даже Р.Никсона, тогда еще вице-президента США, посетившего Шведагон в 50-е годы. Он поинтересовался у сопровождающих, в чем тут дело. Те ответили:

— Каждый желающий может заказать статую и поместить ее здесь. Нельзя же человека лишать возможности сделать доброе дело.

Религиозное рвение не имеет пределов и в том, что касается размеров статуй Будды. Поблизости от здания парламента вас встречает огромный, в 20 метров, сидящий Будда в красивой тоге, а на холме, поросшем кокосовыми пальмами, под навесом почивает гигантский лежащий Будда с умиротворенной улыбкой, достигший блаженства нирваны.

Где-то встретилось оригинальное сравнение: памятников Ленину поставлено больше, чем Будде. Это явное преувеличение. Будда все-таки на первом месте. Мой рангунский приятель У Чжо Лвин объяснял мне:

— Мы почитаем не идолов, а память Великого Учителя, даровавшего людям свет истины. Ведь, помещая в рамку портреты родителей, вы делаете это из любви к ним, а не к клочку фотобумаги.

Излюбленный Будда в Мьянме — Будда, сидящий в позе «бхумис-парша»: «призывающий Землю в свидетели». Будда изображен в момент победы над злым демоном Марой. В знак этого правой рукой он касается земли, а левую держит ладонью к небу. По зову Будды возникает богиня Земли и, подтверждая великую победу Будды, выжимает из своих волос воду. Однажды я задумался, почему бирманцы отдают предпочтение именно этой позе Будды. Наверное, она в наибольшей степени отвечает мировосприятию бирманца — ясному и простому и в то же время пронизанному ожиданием чуда. Действительно, «бхумиспарша» все ставит на свои места: в этом мире есть земля и небо, добро и зло — и в этом пространстве живет человек. Добро побеждает зло, несмотря на все его кажущееся всемогущество.

«Живешь сам — дай жить другим»

Есть такая новая отрасль науки — имагология, изучающая то, как одни народы видят другие. Какими же видят бирманцев европейцы? Слава Будде, об этом написано немало, особенно англичанами. Это облегчает мою задачу: ведь о национальных особенностях, национальном характере писать трудно. Всегда есть опасность навлечь чье-либо неудовольствие, а то и вызвать обиду. Некоторые вообще считают, что никакого национального характера нет. В принципе, конечно, все люди одинаковы, независимо от национальной принадлежности: когда больно — плачут, а весело — смеются. А вот в деталях, в отдельных штрихах, иногда едва уловимых, разнятся. Но именно такие различия и составляют национальный колорит, своеобразие. Внимательно присматриваться к различиям — не досужее дело. Это полезно и помогает избегать досадных недоразумений.

Англичанин Филдинг, автор книги «Душа одного народа», полагал, что бирманца отличает отстраненность от внешних событий, углубленность в себя, полное невмешательство в чужую жизнь, граничащее с безразличием к окружающим. Он приводит пример. В некую деревню, где через речку был перекинут весьма ненадежный мост, прибыл путешественник. Когда он направился к мосту, то никто из местных жителей не предупредил его об опасности. Мост рухнул, и незадачливый гость упал в воду. Оказывается, как уверяет автор, жители деревни не предостерегли путника потому, что слишком уважали его право выбора. Сказать ему, что мост небезопасен, означало бы, по их мнению, упрекнуть его в несообразительности, чуть ли не в глупости. Действительно, бирманцы очень деликатны и ненавязчивы. Но я по собственному опыту знаю, как они отзывчивы, всегда готовы прийти на помощь даже незнакомому человеку. Однажды, попав под тропический ливень, я брел по улицам бирманской столицы. Возле меня остановился мотоциклист и, видя мое бедственное положение, предложил подвезти. Совершенно бесплатно. Ему, оказывается, невыносимо было видеть мое жалкое положение.