Вокруг Света 1996 № 01 (2664) - страница 11

стр.

Священные рощи мари

Кюсото

В октябре 1959 года, окончив небольшое военно-учебное заведение на Кавказе, я получил предписание «убыть в город Йошкар-Ола в распоряжение командира в/ч №..» Я убыл — через Ростов, Лиски, Пензу и Казань — и утром одного холодного дня вышел на йошкаролинском вокзале. В часть звонить было еще рано, и, чтобы убить время, я обошел зал, подолгу останавливаясь у любого объекта, заслуживающего внимания. Через стекло закрытого газетного киоска виднелись газеты «Марий коммуна», «Рвезе коммунист» и какой-то журнал, судя по рисунку на обложке — юмористический. Слегка изогнув шею, я прочел его название: «Пачемыш» и начало призыва: «Депутат йолташ-влак...» Дальше видно не было, но внизу был русский перевод: «Товарищи депутаты...» Недавно прошли выборы, и, очевидно, депутатам Верховного Совета республики с мягким юмором рекомендовали сидеть, не советь. Стену украшала этнографическая картина: на берегу реки мужчина в косоворотке играл на волынке, другой — на гуслях, а рядом стояли улыбающиеся девушки в белых коротких платьях и очень пестрых передниках.

Я вышел на обширную, продутую ветром площадь, пересек ее и попал к казенного вида зданию с вывеской: «Марийский калык хозяйствоын советше» — было самое время совнархозов. Слева, у автобусной станции стояло несколько человек: двое мужчин в ватниках и сапогах и три женщины — тоже в ватниках. Но из-под ватников виднелись пестрые передники и белые подолы платьев. Все, совсем, как на картине, хотя и чуть-чуть менее живописно. Поразило меня другое: высоко открытые женские ноги опутаны были толстыми онучами и перевиты лыковыми шнурками, поддерживающими лапти. На картине вместо лаптей нарисованы были изящные красные сапожки. Я и не предполагал, что кто-то еще ходит в лаптях. В раннем детстве, правда, я и сам бегал летом в лапотках за отсутствием другой обуви. Но то была война и эвакуация...

Через час за мной приехала машина, и началась служба — даже не в самом городе, но рядом. В Йошкар-Олу я попадал не часто, но многое запомнилось, особенно, деревенские марийки, поголовно ходившие тогда в национальных одеждах с красным нагрудником, расшитым старинными монетами и нездешними ракушками-каури. Платок обтягивал голову почему-то не округло, а остроконечно.

...Лишь много лет спустя, оказавшись в Венгрии, я увидел в музее остроконечные деревяшки, которые замужние женщины подкладывали под платок, и вспомнил, что марийцы и венгры — родственники, хотя и дальние. Дальние-то дальние, но когда я рассказал в Будапеште, что марийский колхоз рядом с нашей частью назывался «У илыш» — «Новая жизнь», а по-венгерски то же — «Уй элет», у моих хозяев потеплели глаза...

Глаз фиксировал странное тогда для меня сочетание рыжеватых русых волос и светлых глаз с широкими скулами и монгольской складкой-эпикантусом. Многие, впрочем, выглядели совершенно по-русски. Среди горожан в их стандартной одежде я марийцев чаще всего не различал.

Кое-кто из коренных жителей края служил и работал в нашей части. Я любил с ними поговорить и отметил, что даже самые малообразованные из них хорошо знали о родстве своего языка с финским. Каждый мог назвать несколько сходных слов. Про венгерский, правда, знали поменьше.

Из-за резкой смены климата я заболел воспалением легких и долго лежал в санчасти, настолько ослабев, что не мог читать, а потому целыми днями слушал радио. И слова передачи врезались в память — даже на непонятном языке. Впрочем, настолько ли непонятном? «Йошкар-Ола ола… …Коренным образом изменятленна положенийже Кугу Октябрь Революций вара. Республикышто полный да неполный средний образований...» Звучало странно.

Местное русское население рассказывало о марийцах разное. Многие называли их за глаза черемисами — до революции это было официальным наименованием, но после утверждения самоназвания —«мари» — приобрело несколько уничижительный характер. Думаю, что употреблявшие это слово, вряд ли хотели оскорбить своих соседей — просто в этих местах говорить так было привычнее, и все же в присутствии марийцев старались его не употреблять. Но все сходились в одном: марийцы — народ трудолюбивый и безобидный («сами-то в драку никогда не полезут»), и очень упрямый. Говорили еще, что избы их не всегда, скажем так, отвечают правилам современной гигиены, но что марийцы очень гостеприимны и всегда держат хлеб и воду, а то и молоко для случайного гостя.