Вокруг Света 1997 № 03 (2678) - страница 44

К моему удивлению, дамы слегка покраснели, а молодые люди оживленно загалдели, отчего дамы покраснели еще больше и тут же сломали бананы.

— Нам не надо! — воскликнул я. — На всех все равно не хватит. Это только вам. — Я был уверен, что женщины хотят оделить бананами всех.

Мое замечание вызвало еще большее оживление мужской части, а Бить, Ны и Красное Облако выскочили с кухни в комнату, и оттуда долго еще слышалось их щебетание и хихикание. Ту выманил меня в коридор:

— Значит, так, — сказал он, понизив голос, — ты не обижайся, но у нас женщине считается неприличным взять в рот целый банан. Его надо сломать. Понял?

— Но почему? — удивился я, — зачем его ломать?

— Зачем-зачем, — передразнил меня Ту, — у нас считают, что банан похож на...

...И он сказал на что. Представив себе хороший банан, я понял, что так могут считать не только они. А мы не сравнивали только потому, что сравнивать было не с чем: бананов в нашей жизни почти не было.

Если бы мы говорили с моим другом не в его коридоре, а на научной конференции, мы бы употребили выражение «фаллический символ». С этим же символом связан — у других народов — вертел-шампур. Правда, это не приводит к запрету на шашлык или люля-кебаб: содрав с шампура, их можно есть любому и любой. Но готовить — орудуя шампуром — дело чисто мужское. (Кто из вас когда видел шашлычницу-женщину?) Зато варка и тушение в кастрюлях и на сковородах, сосудах вогнутых, — женское дело. Сейчас, конечно, многие и понятия не имеют о первоначальных запретах, но привычка осталась. Так что и готовка, и сама пища тоже бывают разделенной по полам: женская и мужская.

А уж в тех местах, где верили, что перенимаешь качества того, кого ешь (что ешь), ни один мужчина не взял бы в рот куриного сердца или не отведал бы рыбы на собственной свадьбе. Рыбы ведь известны хладнокровием. Впрочем, рыбьи молоки в данном случае угощение законное по причине рыбьей плодовитости. Да и невесту угостить икрой просто следовало. Но никогда наоборот.

Бывали и разные другие запреты: того нельзя есть женщинам, того мужчинам, а этого — детям.

Например, у малых народов Камбоджи «...мясо лающего оленя нельзя есть замужним женщинам, им же нельзя есть мясо угрей и крокодилов». Эта цитата из труда видного исследователя Индокитая Я.Чеснова. Что касается этого запрета, то ученый Чеснов дает его истолкование с предельной простотой и ясностью: «Последнее обстоятельство объясняется тем, что женщинам приходится ходить за водой к рекам и они, согласно поверью, могут подвергнуться мщению со стороны крокодилов». Как же ужасно, очевидно, «мщение со стороны лающего оленя», если он стоит в ряду запретов рядом с крокодилом! Честно говоря, я не очень представляю себе лающего оленя, но как-то ясно воображаю сцену его ярости. Вот женщина-грешница, тайно отведавшая плоти лающего оленя, входит в лес, и тут с громким лаем и визгом набрасываются на нее эти мелковатые — с собаку, что ли, раз лают? — олени. Они топчут беднягу, бодают рогами и лают, лают, лают... Правда, не столь понятна угроза угрей: уж они-то не то что лаять или бодать, но и куснуть толком не способны. Но если есть запрет, значит, есть у него и причины, Просто они нам не сразу видны.

В конце концов, пока мне не объяснили добрые вьетнамские друзья, я смотрел на бананы и в упор не видел, на что же они смахивают. В коридоре моего ученого друга — я этого еще не ведал (прямо как Адам и Ева, не вкусившие запретного плода). А потому вздохнул с сочувствием:

— Бедные! Ведь у вас столько бананов, а им есть нельзя!

— Почему же нельзя? — возразил Ту. — Только надо приличия соблюдать. Наши девочки здесь, когда эскимо покупают, всегда несут домой. И никогда не едят на людях.

На людях приличнее взять стаканчик...

Л. Минц

«… потом самолет начал набирать высоту и как будто свернул на восток, и… там, вперед, он увидел заслонившую весь мир, громадную, уходящую ввысь, квадратную вершину Килиманджаро. И тогда он понял, что это и есть то место, куда он держит путь».

Я проснулся оттого, что самолет пошел на посадку. В иллюминаторах ничего не было видно. Сборник Хемингуэя, который я взял перечитать в дорогу, соскользнул на пол, и мой сосед — седой сухощавый кениец — нагнулся за ним.