Вокруг Света 1997 № 07 (2682) - страница 5

Мои хозяева переехали в Борнмут из Лондона лет десять назад. Муж был специалистом по лифтам и, разумеется, в курортном малоэтажном Борнмуте работы найти не смог. Он подрабатывал садовником, как и муж Рут. В приморских городах, где довольно трудно найти работу, садоводство — распространенное мужское занятие. А сама Теа работала на какую-то туристскую фирму и частенько сидела за компьютером, занимаясь размещением туристов.

— Как вы могли покинуть Лондон, Теа? — спрашивала я.

— О, — смеялась она, — вы не поверите, из-за парковки. В Лондоне совершенно невозможно стало парковаться, и я столько каждый день тратила нервов и сил, что не выдержала...

Книг в доме Теа (впрочем, как и у Рут) не было. Не читал никто. Однажды — единственный раз! — вернувшись вечером, я увидела Теа, склонившуюся над книгой, и с любопытством посмотрела, что она читает, когда она вышла за чем-то на кухню. Это была поваренная книга.

Мне было очень хорошо в этом доме. Веселая суматоха, царившая здесь, очаровывала меня. Да и моя «вечерняя» жизнь понемногу сложилась — после ужина мы встречались с коллегами по учебе и либо гуляли, либо шли в какой-нибудь паб и за пинтой пива общались. А в один из вечеров по совету Теа мы с немкой Карин, моей одноклассницей, отправились на праздник зажигания свечей в приморский парк. В стеклянных разноцветных чашечках, укрепленных на специальных стендах — днем как-то я их не замечала, — зажглись тысячи свечей, по каналам медленно плыли кораблики со свечами; лоточницы продавали различные безделушки на палочках и обручи на голову, фосфоресцирующие в темноте. Из-за этого парк, медленно погружавшийся в сгущающуюся тьму, был похож на растревоженное обиталище бесчисленных мерцающих светлячков. И что-то смутно напоминало это мне — виденное на экране? Читанное? Может быть, этот праздник — отголосок какого-то древнего ритуала с огнем и водой? Мы стояли с Карин на мостике над каналом, а внизу по воде бродили голоногие мальчишки, запуская мерцающие кораблики со свечами.

Когда я вернулась домой, все, как всегда, смотрели в гостиной телевизор. Теа весело хохотала над очередным юмористическим шоу, Филипп валялся на полу, положив голову на распластавшегося рядом пса, а египетски-зеленоглазый, иссиня-черный Чарлз лениво косился на них с камина.

Лишь раз, возвратившись вечером, я не застала эту милую компанию в том же положении. Это было тогда, когда заболел мой сын, и я позвонила из пансиона, чтобы меня не ждали к ужину. Слава Богу, болезнь сына — а он умудрился подцепить где-то ветрянку, — протекала легко. Но тогда, в первый вечер, у него был жар. Он лежал на своей кровати, в той же общей комнате — к моему изумлению, отделять от остальных его не стали, сказав, что с той минуты, как появилась сыпь, ребенок не заразен. Пансион был пуст — все уехали в Лондон в театр. Я пошла в столовую принести сыну ужин и столкнулась с директором пансиона, который всегда весьма любезно меня приветствовал:

— Как дела? Все о'кей?

— О'кей,— обычно ответствовала ему я. Но на этот раз малодушное желание, чтобы кто-то посочувствовал мне — мой ребенок заболел, в чужой стране! — заставило меня ответить:

— О. конечно, о'кей. Только вот у сына температура 39.

— Правда? — столь же радостно улыбаясь, откликнулся он. — Ну, ничего страшного. У всех у нас была когда-то высокая температура, но мы же живы до сих пор!

Я хотела рассердиться. Но вдруг успокоилась. И подумала, что, наверное, он прав, — а я так легко впадаю в панику, и совершенно напрасно. Англичане вообще значительно спокойнее нашего относятся к болезням — даже у детей. А уж взрослые... Осенью, рассказывали мне, все кашляют, чихают, хлюпают носами, но как ни в чем не бывало являются на работу и к врачам обращаются лишь в крайнем случае.

Уложив сына спать и оставив его на попечение медсестры, я отправилась к себе. Открыла дверь своим ключом и направилась в гостиную, собираясь вылить на голову хозяйки свои невзгоды. В гостиной было темно и пусто. Немного погодя спустился Филипп, подал мне ужин и исчез. Поднимаясь к себе в комнату, я видела свет, струившийся из-под двери хозяев. Никто не вышел ко мне, никто ни о чем не спросил. И мне так остро захотелось домой, в Москву...