Вокруг Света 1997 № 10 (2685) - страница 26

Александр Григорьев

Сегодня в Мировом океане открыто более тридцати районов с гидротермальными полями. Российские ученые, погружаясь на глубоководных обитаемых аппаратах «Мир-1» и «Мир-2», «Пайсис-7» и «Пайсис-11», работали на четырнадцати из них. В итоге нам удалось не только доказать, но и показать, что громадные океанские глубины — не мертвая зона, там кипит жизнь. Да еще как!

«Глубина 3710 метров. Сели на дно, на склон лавовой постройки. Сейчас определим координаты и начнем поиск гидротермы...» Эти слова я передаю по подводной гидроакустической связи или... попросту говоря, подводному телефону. В ответ слышу короткое: «Понял, работайте». Это ответ с поверхности океана, с борта научно-исследовательского судна «Академик Мстислав Келдыш». В глубоководном обитаемом аппарате «Мир-1» экипаж в составе: научный наблюдатель — геолог Георгий Черкашев, борт-инженер Анатолий Благодарев и я — командир.

Итак, что же мы ищем на четырехкилометровой глубине? Крохотный участок дна, где происходят совершенно необыкновенные вещи: из жерл толстых труб извергается настоящий черный дым, стремительным потоком поднимающийся на несколько десятков метров. Это и есть гидротерма. Измерения в самом жерле показывают, что температура выносимой из недр Земли массы достигает 350-400 градусов по Цельсию. Эта разогретая масса, представляющая собой гидротермальный флюид с высоким содержанием различных металлов и химических элементов, попадая в холодное придонное пространство, охлаждается. Содержащиеся в ней тяжелые частицы оседают на дно, образуя сначала небольшие холмики, а затем настоящие гидротермальные горы, сложенные сотнями тысяч тонн полиметаллических руд. Это явление можно назвать естественной плавкой полиметаллической руды на больших глубинах...

Идем вверх по склону небольшого холма, сложенного причудливыми лавовыми излияниями: шарообразными глыбами, длинными трубами, разветвляющимися на множество мелких отростков. Такие формы расплавленная лава принимает под действием холодной придонной воды. Миновали вершину этого небольшого вулканчика.

— Пока никаких признаков гидротермы. — говорит Георгий. — Неужели опять не найдем?..

Спускаемся по склону лавовой надстройки в ложбину. И вдруг...

— Стой! — кричит Георгий.

Вот оно — то, ради чего мы сюда стремились: первый черный дымок, просачивающийся сквозь осадок на вершине маленького холмика. Вывожу манипулятор — и разрушаю вершину холмика. Черный дым устремляется вверх стремительным потоком, заслоняя нам обзор. Аппарат погружается во тьму, несмотря на то, что внешние светильники включены. По-видимому, мы снесли «крышку», удерживавшую черный дым под плотной коркой осадка. Проходим немного вперед, выходим из кромешной тьмы и упираемся в склон, сплошь покрытый креветками, образующими как бы живой ковер. Черные дымы пробиваются сквозь это колышащееся покрытие... Все настолько динамично и непривычно для глаза, что создается впечатление одной шальной круговерти: все дымит, бурлит, колышется... Даже не верится, что это происходит на глубине 3700 метров. Анатолий Благодарев щелкает тумблерами и кнопками, фиксируя это кипение жизни на видеомагнитофон и фотопленку.

Позже из разных мест на вершине холма мы наберем полный бункер разноцветных образцов. А когда всплывем, они заиграют на солнце, как самоцветы... Пока же беру в манипулятор сачок и пытаюсь загрести с поверхности дна образцы животных. Креветки тут же взмывают со дна и образуют вокруг аппарата густую живую массу.

— Настоящий креветочный суп, — подмечает Анатолий Благодарев.

Заворачиваю сетку вокруг рамки сачка и укладываю его в бункер. Потом на поверхности мой друг биолог Лев Москалев скажет: «Поймали двадцать экземпляров креветок! Немного, но и немало!» Значит, для детального изучения в лабораторных условиях достаточно.

Это было в 1988 году, а в 1991-м и 1994-м, когда мы снова будем работать здесь, наберем уже сотни креветок. Поднимем и недостающие два вида и еще два принципиально новых для науки. Но эти первые двадцать очень важны...