Вокруг Света 2005 № 11 (2782) - страница 8

О, если бы этот борщ был красным, кисло-сладким, обжигающим, со всем, что ему положено! Увы, такой в Киеве мне не удалось съесть ни разу — даже в заведениях с неплохой репутацией. Отчего побурел украинский борщ? Почему повсеместно «киевской котлетой» зовется ее грубый муляж без всякой косточки? И отчего вареные раки у торговки на конотопском перроне вкуснее, чем у ресторанного повара в Киеве? А ведь кухня — одна из опор национальной жизни. Если немецкий пивовар или французский винодел нарушит технологию — их или посадят, или свои же оторвут голову. Пригодился бы достоверный кулинарный гид по Киеву — да где ж его взять? Пользуясь случаем, я спросил Татьяну из «Премьер-Паласа» об одном из крещатицких ресторанов, куда подумывал заглянуть. Ответ ее был красноречив: «Если я его не знаю, он не может быть хорошим».

Если Майдан — сердце Крещатика, то Бессарабская площадь с главным киевским рынком, несомненно, его брюхо. Рассказывают, что ни по чему так не убиваются бывшие киевляне в Новом Свете, как по творожку «как на Бессарабке» и прочим украинским эксклюзивам. На Бессарабском рынке почти все они высшего качества, что подтверждается их ценой. Вообще-то цены на всех киевских продуктовых рынках в этом году обогнали московские на 30— 50% — и это на Украине, где земля гудит от плодородия и все растет,— киевляне глазам своим не верят. Но Бессарабка и в этом отношении чемпион — килограмм колбасы домашней выделки здесь стоил этим летом $20.

Под крышей Бессарабки чуть не половину площади занимают цветы и похожие на торты красивые букеты. Много красной и черной икры браконьерского вида — говорят, азовской. Нам с Александром удалось взглянуть на торговый зал сверху. Охранники подвели нас к директору рынка, и тот, слегка удивившись, любезно согласился проводить нас на галерею, где расположилась администрация. Здание рынка было построено в 1912 году на деньги сахарозаводчика Бродского в модном стиле модерн. Спроектировал его варшавский архитектор Гай, а насытил изобретательными стальными конструкциями киевский инженер Бобрусов. Из окон галереи рынок смотрелся как произведение прикладного искусства. Директор с гордостью сообщил нам, что высота от пола до потолка в центре зала 40 метров. Я спросил: а кто покупатели, новые украинцы? Он уклонился от прямого ответа, сказав, что люди готовы платить за качество и что этот рынок никогда не был дешевым.

Уже выйдя из Бессарабки и перейдя дорогу, мы повстречали тех, кто мог бы сделать рынки дешевле. Прямо на крещатицком тротуаре сельские жительницы торговали своими овощами и фруктами, поскольку заплатить за место на Бессарабском рынке им не хватило бы всей дневной выручки.

Но прежде чем покинуть Бессарабскую площадь, стоит оглядеться кругом. Крещатик упирается здесь в очень импозантное здание в стиле французского неоренессанса, бывшее столетие назад гостиницей «Орион», сегодня его подремонтировали и сдают в аренду учреждениям. В квартале за ним, над которым торчат офисные башни австрийской фирмы «Макулан», родилась когда-то Голда Меир, о чем свидетельствует мемориальная доска, и жил Шолом-Алейхем, давший в своих книгах Киеву малозвучное прозвище «Егупец», что не помешало киевлянам в конце 90-х установить ему памятник.

Крещатик переливается здесь в узкую горловину улицы Червоноармейской (которая не выглядела бы такой тесной, не будь Крещатик на своей финишной прямой так широк — 130 метров!). А направо вверх круто поднимается в направлении вокзала бульвар Тараса Шевченко, обсаженный в два ряда тополями. Из энциклопедии Макарова я выудил любопытнейший сюжет о ботанической войне между тополями и каштанами. Суть его вкратце такова. От изменения городского рельефа и ландшафта в первой половине XIX века пострадали в первую очередь деревья (в результате — пыльные бури, непролазная грязь и прочие прелести). В южных городах хорошо растет акация, деревце неказистое, низкорослое, дающее дырявую тень. Альтернативой могли стать липы (ау, Унтер-ден-Линден!) и вязы с их плотной тенью и шаровидной кроной — их сторонницей была гордума. Царизм в лице Николая I и его верного служаки, героя Бородино, однорукого генерал-губернатора Бибикова, настаивал на тополях, которые тени почти не давали, зато хорошо строились в шеренги и придавали вертикальное измерение малоэтажной застройке (подобно кипарисам в средиземноморских городах). А вольнодумство киевлян проявлялось в упорном и злонамеренном высаживании ими конских каштанов — деревьев цивильного вида, в пору цветения похожих на букет, с кронами, волнующимися от дуновения ветра, словно женские юбки. Принимались указы, чиновники лишались постов, деревья вырубались и вновь насаждались. Уже в послевоенное время победу на Крещатике отпраздновали каштаны (дореволюционный Крещатик был почти гол). Но Бибиковский бульвар, сменивший название, не сдался и выстроился в торец Крещатику колонной тополей, которую возглавляет уцелевший памятник Ильичу на цилиндрическом постаменте (трудно и даже невозможно представить его под сенью каштанов, согласитесь). Такие вот неслышные битвы кипят в городе — и на утомленной зноем плеши Бессарабской площади это бросается в глаза, как нигде в Киеве.