Вокруг Света 2009 № 04 (2823) - страница 15

Не знаю, как насчет деталей, но в целом геологи миф о камнях подтверждают: миллионы лет назад здесь действительно стояла вода, а когда она ушла, силой могучего Пенея пробив горный кряж между Олимпом и Оссой, устояли лишь самые могучие столбы.

На некоторых из этих исполинов много столетий спустя возвели свои монастыри православные отшельники. Шесть из них — действующие, и их легко объехать за день на машине. Отыскивать же среди леса и скал полтора десятка заброшенных надо пешком. Но главное, в какой-то момент остановиться на вершине скалы и «приобщиться» к чужому движению — лету облаков и струению лучей, рассекающих небо. Как бы ни был густ туман, как бы ни казались плотны сумерки, мощное движение света отрывает от земли даже самого заядлого скептика. Отсюда-то и название местности.

Поздней осенью здесь малолюдно — и паломники сюда добираются только особенные. За ветровым стеклом старого фиата — флаг далекой северной страны, Финляндии, такой же бело-голубой и с крестом, как и греческий. Это брат Андрей, бывший архитектор из Хельсинки. Неисправная циркулярная пила изуродовала ему когда-то руки. Утратив работоспособность, он каждую осень совершает паломничество к святыням православия. Почему именно сюда? «Говорить об этом не хочу, точнее, не могу, точнее даже, не имею права. Но вы же снимаете, все будет видно по лицу», — смеется Андрей.

Вечером в городке Каламбака к нам, напитавшимся в Метеоре монастырским возвышенным духом, тихой сапой возвращается невидимая античность. Там нам наконец удается попробовать вкуснейший бульон из молодого козленка, который называется гида. Бульон этот считается целебным, недаром его варят в двух шагах от места рождения Асклепия. А слово, буквально означающее «козье», известно и каждому русскому: оно одного корня с эгидой — косматой козьей шкурой, которую Зевс снял со своей кормилицы — Айги — первой козы этого мира. За рюмкой освежающе-усыпляющей фессалийской водки ципуро под хрипловатую народную музыку духовых и струнных понимаешь, что и в гастрономии греческая мифология охраняется и сохраняется словом. Чтобы остаться невидимой для непосвященных.

Редакция благодарит представительство Туристической Организации Греции (ЕОТ), Управление ЕОТ Фессалии, префектуру области Трикала, муниципалитет острова Скиатос и MOUZENIDIS TRAVEL за помощь в подготовке материала.

Фото Тофика Шахвердиева

Гасан Гусейнов

XIX век был щедр на великие теории. Многие из них сегодня отверг нуты наукой. Другие, наоборот, подобно сравнительной лингвистике или теории электромагнитного взаимодействия, стали привычным и бесспорным «школьным» знанием. И только теория эволюции Чарлза Дарвина, постоянно развиваясь, по-прежнему остается в центре общественного внимания, вызывая жаркие споры. Фото вверху: ALAMY/PHOTAS

Нынешний год отмечен двойным юбилеем Дарвина: исполняется 200 лет со дня его рождения и 150 лет со дня выхода в свет его главного труда «Происхождение видов» — вероятно, самой знаменитой книги по биологии за всю историю этой науки. В ней была впервые изложена концепция естественного отбора случайных изменений, лежащая в основе теории эволюции. Найти замену этой концепции или опровергнуть ее пытались многие ученые, однако и сегодня основанные на ней представления безраздельно господствуют в биологии.

Возраст первый: история форм

Идея постепенного изменения растений и животных в ряду поколений высказывалась еще античными авторами. В XVIII веке, задолго до Дарвина, ее разделяли многие авторитетные ученые. В 1809 году знаменитый натуралист Жан Батист Ламарк обнародовал первую целостную концепцию эволюции. Но 21 год спустя, в 1830-м, на публичном диспуте в Академии наук основатель палеонтологии Жорж Кювье убедительно опроверг эволюционные построения единомышленника Ламарка — Жоффруа Сент-Илера. После этого эволюционные идеи в биологии стали восприниматься как беспочвенные фантазии, не подобающие серьезным исследователям.

Однако последующие годы принесли множество новых фактов и наблюдений, которые становилось все труднее истолковывать без привлечения идеи эволюции. Уже перед самим Кювье встал вопрос, почему открываемые им древние существа так непохожи на современных. Он объяснял это глобальными катастрофами, уничтожавшими древнюю флору и фауну. Но к середине века ученые открыли так много ископаемых, что Альсид д’Орбиньи, ученик Кювье, подсчитал: современная фауна представляет собой ни много ни мало 28-ю по счету попытку Творца заселить планету. Поверить в это было нелегко даже убежденному стороннику неизменности видов. Одним словом, к 1850-м годам в науке о природе накопилось огромное напряжение между господствующей теорией и множеством противоречащих ей фактов. Наука созрела для революции. Импульсом для нее как раз и стала книга Дарвина. Это предопределило триумфальный успех изложенных в ней взглядов.