Волчина - страница 3

Людей он как будто бы не замечал. Словно они не существовали для него. Позже, став взрослым, он проходил со мной сквозь их расступающуюся толпу, как через пустое место — не замедляя шагов, не показывая, что чувствует и видит их. 

Собаки его раздражали. 

Когда он был совсем маленьким, они собирались у моего дома, привлеченные запахом зверя, садились полукругом и зло, вразнобой, тявкали, поднимая на окна остроухие морды. Волчонок сжимался комком в своем закутке за печью, крутил носом, водил твердыми ушками и внимательно вглядывался в светлые пятна окон, откуда доносился собачий брёх. Он ничего не боялся. Еще я заметил, что с наступлением сумерек собаки дружно поднимались, и, продолжая побрёхивать, ретировались в поселок. Они боялись его уже тогда. И только в светлые часы дня они решались высказать вслух ненависть к извечному врагу, для чего и прибегали к нам на Ключевой Камень...

Дом мой был здесь первым. Я выстроил его, выбрав красивое и удобное место на выпуклом каменном взлобке у незамерзающего ключа, задолго до прихода на Ишимбу людей. И задолго до появления у меня волчонка. 

Зенин, когда пришел со мной об-два-конь в ишимбинскую долину, показал широким хозяйским жестом: 

— Живи, Додин! Места краше не подобрать. Я, брат, когда в этих краях прохожу охотой, красотой сердце лечу... Не обессудь: Иванченко на это место пальцем ткнул — экспедиции или партии здесь располагаться. Кажись, геофизической. У тебя работенка занятная — мерзлоту щупать... Лучше бы, конечно, баб. Но и они будут... Со временем. Так-то вот. Инструкцию нашу знаешь: шаг влево, шаг вправо —... В другие районы не забегай. Ну, а работа — она работа и есть. Тебя не учить. Живи, Додин... 

Из вьюка он достал палатку, спальник, отвязал от сёдел мешки с запасом. Опустил на землю тючок с инструментом. Молча снял с себя двухстволку — тулочку, погладил... 

— На, Додин. Живи. Обзаведешься — отдашь. Оружие исправное. Живи, брат... 

С тем и отъехал Зенин, тогда капитан. 

Я остался. Один. На всю беспредельную тайгу вокруг. И был этим так счастлив, что передать то состояние мое невозможно. Чтобы понять его, нужно мою жизнь прожить и быть мною... Только и всего. 

Один в тайге. Какое это ёмкое и необычайное чувство! Не в одиночке, не в коммуналке, набитой чужими людьми, не в бараке тысячеместном, где до тебя никому дела нет... Нет, не объясню — не сумею... Удивительно, но одиночество в тайге, когда природа на твоей стороне и ты с нею, как с матерью,— одиночество тогда приносит парадоксальное, казалось бы, чувство защищенности. Похожее чем-то на защищенность в... кессоне. Только кессон здесь огромен и имя ему — Тайга, без края и конца...

...Если прикинуть расстояния по планшету, каменный взлобок, мне приглянувшийся, оказывался точно в центре огромного района с порученными мне речками, ключами, наледями, уже известными и еще не открытыми, которые предстояло тщательно обследовать, описать, нанести на планшеты и карты... Мне было уже известно, что где-то рядом геологи начнут прощупывать и оконтуривать Рудное Тело. Тогда и вырастет вблизи поселок. 

Дом выстроил маленький, об одну комнатку. Половину ее заняла печь, которую сложил из сырцовых кирпичей (благо все материалы были под боком). Некогда меня научили класть сырцовые печи, отлично обжигавшиеся в процессе топки. К дому пристроил сенцы с кладовой. Получилось уютное жилье: летом — прохладное, затененное с юга раскидистыми вершинами гигантских лиственниц, зимой — теплое, закрытое от северных ветров, как и вся долина Ишимбы, крутым хребтом, плотно заросшим красной сосной. 

Из окна на «главном» фасаде открывалась великолепная панорама ишимбинской поймы. Стремительная горная река то перебирала омытые валуны на диабазовых перекатах, гремела глухо в беге к Удерею, то затихала на широких песчаных плёсах, замирала зеркалом прозрачно невидимых вод, окрашенных в пастельные тона донных зарослей, в темную зелень таежных дебрей, в теплеющую голубизну неба. 

От речного плеса вверх, к дому поднимались стройные отряды молодых сосен, предводительствуемые плотными рядами высоченных лиственниц. Они переступали по дороге к дому через густую заросль можжевельника и шиповника...