Волчья Лапа - страница 8

стр.

— Я вижу, господин Маази, вы их уже наказали!?

— Мало, мало, очень мало им этого, очень мало! Из них вырастут воры и разбойники, если их будут мало пороть.

Наверху, в комнате, воцарилось молчание. Муравьи внизу затаили дыхание.

— Что же теперь будет? — спросила наконец госпожа Кеза.

— Разумеется, придется оплатить убытки, — заявил господин Маази. — Я пересчитал все растения, в одной корзине их сто восемь, в другой сто двадцать одно. Госпожа может пересчитать их еще раз. Я подсчитал остальной урон и взял все на учет и записал, чтобы все было, как положено по закону.

Мальчики внизу, конечно, не видели, как господин Маази подал госпоже Кеза следующий счет:

УБЫТКИ ГОСПОДИНА МААЗИ

1. Вырванные анютины глазки

     в одной корзине 108 шт.

     во второй корзине 121 шт.

                    Всего 229 шт. по 6 сент. 13,74 кр.

2. Затоптанные анютины глазки 19 шт. по 6 сент. 1,14

3. Затоптанные флоксы 4 куста по 20 сент. —.80

4. Затоптанные ноготки 6 кустов по 3 сент. —.18

5. Поврежденные кусты малины 3 куста по 35 сент. 1,05

6. Съеденная клубника 2×10 фунтиков по 2 сент. —.40

7. Затоптанная клубника      округленно —.20

                    Итого 17,51 кр.

8. Время, затраченное г. Маази на поимку виновных, оценку убытков и доставку виновных домой    крон

                    Всего крон

— Анютины глазки вы оценили по шесть сентов за штуку, — сказала госпожа Кеза. — Не слишком ли это дорого? Я слыхала, что их продают по четыре сента.

— Это сейчас, госпожа, только сейчас! А мои анютины глазки выращены к празднику поминовения, который уже близок. И тогда господин Маази продает их по шесть, а то и, даст бог, по семь сентов штука. У меня все точно учтено, до единого сента, госпожа.

— А как вы определили, что мальчики съели именно по десять фунтиков клубники?

— У меня все подсчитано: сколько съедает воришка-воробей, сколько воришка-мальчишка… Господин Маази даже знает, сколько стоит его час, но господин Маази не такой уж скряга, как о нем говорят, госпожа и сама может убедиться: господин Маази не вставил в счет потраченное им время, хотя и имел на это полное право.

Господин Маази взял счет из рук госпожи Кеза и вписал в раздел общего итога сумму без учета своего драгоценного времени. — Мои убытки больше, но я удовольствуюсь и этим: семнадцать крон и пятьдесят один сент, госпожа.

Красные муравьи переглянулись. Кто больше, кто меньше — все они знали цену деньгам. На семнадцать с половиной крон троим мальчикам можно было бы купить новые ботинки и еще осталось бы на сладости.

— Этот господин Маази — последний грабитель! — шепнул Раймонд.

— Тсс! — зашипели на него остальные.

Наверху госпоже Кеза удалось снизить счет до пятнадцати крон. Но тут ей пришлось со смущением признаться, что и такой суммы у нее нет.

Для Красных муравьев это не было новостью. Уже год господин Кеза вместе с отцом Раймонда разъезжал в поисках работы. И не слишком часто почта доставляла от них домой письма, в которые бывала иной раз вложена бумажка в пять, иной раз в десять крон.

— Нет, господин Маази не хочет ждать! — раздался сверху визгливый старческий голос. — Господин Маази сам никому не должен и не желает, чтобы кто-нибудь был должен ему!

Внизу не было слышно, как наверху вздохнула госпожа Кеза. Но господин Маази нашел выход: пусть госпожа придет и поработает у него в саду, он платит по пятнадцать сентов в час.

Они долго торговались и спорили, пока не договорились о восемнадцати сентах в час. И господин Маази тут же высчитал на бумаге, что госпоже Кеза надо будет отработать восемьдесят три с половиной часа.

— Госпожа должна прийти уже сегодня, — закончил господин Маази свой визит. — Каждый вечер четыре часа, с семи до одиннадцати, по воскресеньям можно и больше. А маленьким прохвостам госпожа даст розог, много розог. Тогда они поймут и больше не полезут в сад господина Маази воровать.

— Теперь там начнется балет с хором и оркестром! — предсказал Луи. Но наверху все осталось по-мышиному тихо. Пока не послышалось сверху всхлипывание, а заплаканный детский голос сказал:

— Не плачь, мама, не плачь! Они нам велели, мы же не знали, что нельзя!