Волчья Луна - страница 4

", и причин тому было несколько.

Граф находил "прелестным" то, что они с Августом наконец перешли на "ты", что, признаться, являлось весьма редким явлением среди аристократов На Таню, впрочем, такая простота нравов не распространялась. Единственной уступкой "дорожному стилю общения" стало то, что граф стал обращаться к ней по имени, но все-таки на "вы". Зато на "ты" перешли между собой дамы, чему рады оказались обе, но особенно девица Брянчанинова, которой дружба с графиней Консуэнтской не просто льстила. Она ее в буквальном смысле окрыляла. К слову сказать, близкое знакомство с Теа "грело душу" не одной лишь Анне Захарьевне Брянчаниновой. Граф Новисильцев, получивший неожиданную возможность часто и подолгу общаться с Теа, своего удовольствия скрывать и не думал. Он был этому случаю откровенно рад. Таня же, так стремительно и так прочно вжившаяся в свою роль, вернее, ставшая и на самом деле "той самой" Теа д'Агарис, всегда с охотой поддерживала беседу, тем более, если речь шла о таком умном и образованном человеке, как cher ami Василий. Кроме того, Новосильцев, как, впрочем, и Август, знал "многое о многом". Ведь он был из тех немногих аристократов, кто много читал и много путешествовал. Да и пассия его, как Август и предполагал, оказалась совсем не дурой, хотя из всех четверых только ей не хватало, порой, "базового" образования. Зато девица Брянчанинова была мила и забавна и училась быстро и с видимым удовольствием. В общем, всем четверым в компании друг с другом было хорошо, а это совсем не пустяк, особенно в таком долгом путешествии едва ли не через всю Европу.

Иногда, они даже специально собирались вчетвером в дормезе Новосильцева, поскольку тот был наиболее комфортабелен, и разговоры их под хорошее вино и легкие закуски, которые готовил для них повар графа, продолжались и в пути. Что уж говорить о трапезах в придорожных трактирах и гостиницах, в которых они обычно останавливались на ночлег, или во время пикников "на дикой природе". Последние, правда, случались редко в силу скверной, по большей части, погоды. Но, если все-таки выглядывало солнце и прекращался дождь, они выбирали место с радующим глаз пейзажем, рассаживались на расстеленном прямо на земле персидском ковре, который Таня отчего-то называла тюрским словом "достархан", и предавались чревоугодию, — которое, разумеется, грех, но грех простительный, — и удовольствию дружеского общения, приятного разговора с симпатичными вам лично людьми.

Августу нравились эти долгие разговоры обо всем. По душе, было чувство легкости, поселившееся в сердце. Интересны пейзажи, проплывавшие за окном кареты. Любопытны нравы и обычаи богемцев и моравчан, поляков и литвин. Разумеется, ему также нравилось проводить ночи с женщиной, которую любил, и даже просто находиться с ней рядом. И, хотя по случаю холодов заняться любовью прямо в карете, у них с Таней как-то не выходило — один раз за месяц пути не в счет, — было замечательно даже просто сидеть с ней рядом, любоваться ее лицом, вслушиваться в голос, согревать дыханием ее пальцы, а то и целоваться с ней, словно дети.

Впрочем, временами, она и вела себя, как сущий ребенок. Даже Василия не стеснялась. Как не стеснялась говорить вперемежку сразу на четырех языках, не считая латыни и греческого, — которых, по идее, не должна была знать, но, тем не менее, знала — вдохновенно сквернословить и "блажить", щедро делясь с окружающими странными, ни на что не похожими выражениями и речевыми оборотами. Во всем этом она не просто знала толк, но и была подлинной мастерицей, о чем Август уже знал, а Василий и его "боярышня" до недавнего времени даже не догадывались. Да и как тут догадаешься, если нрав и поступки Теа никак не укладывалось даже в наиболее широко трактуемые нормы поведения женщин и девушек "их круга".

Ну, ладно бы она играла только на испанской шестиструнной гитаре. Вполне аристократический инструмент, на котором не стыдно играть приличной женщине. Не клавикорд и не лютня, разумеется, но все-таки нечто понятное, потому что знакомое. Однако Теа — вернее, Таня, но об этом знал один лишь Август — играла на скрипке, инструменте чисто мужском, да и не аристократическом. Тем не менее, потакая и этой ее слабости, в дополнение к изумительной скрипке маэстро Амати, приобретенной еще в Генуе, перед самым отъездом из Вены Август купил Татьяне еще один великолепный инструмент — скрипку работы австрийца Штайнера.