Волф Мессинг - человек загадка - страница 18
С новой ведущей я познакомилась позднее, я тогда отдыхала у Черного моря. Дело в том, что незадолго до возвращения Мессинга на сцену я, выполняя в горах Тянь-Шаня задание издательства, случайно оказалась в зоне добычи урана и облучилась. Врачи-гематологи предписали мне немедленное лечение на курорте морского побережья Кавказа, хотя на мой вопрос, что может дать море при таком заболевании, ни один из них вразумительно ответить не смог. Ведь вся медицина — это искусственное управление организмом. Беда только в том, что оно неточное. Непредвиденная болезнь при полном благополучии моего здоровья так меня ошарашила, что распространяться о ней, да еще Мессингу, совсем недавно пережившему свое горе, я не считала нужным.
Бархатный сезон на взморье уже прошел, но бабье лето еще дарило тепло, и даже в последний месяц осени — в октябре — можно было купаться.
Я сидела на пригорке у пляжа, ни о чем не думая, как вдруг услышала мелодичный женский голос:
— Вольф Григорьевич, выходите сюда, здесь самое солнечное место!
Никому другому такое имя не могло принадлежать, Я вздрогнула, оглянулась и увидела выходящего из гостиницы Мессинга.
Оба мы были рады встрече, и тогда-то он и представил мне свою новую ведущую. Функции ее на сцене были те же, что у Аиды Михайловны: выйдя к зрителям, представить Вольфа Григорьевича, объяснить смысл его опытов, по ходу выступления давать комментарии. Но обязанности ее были в действительности гораздо шире. Она заключала контракты на выступления, покупала билеты на самолеты и поезда, бронировала места в гостиницах, готовила, если они не обедали в ресторане. Женой его она не была.
Им еще предстояло пробыть в Сочи три дня, дать два выступления, так что у нас нашлось время для общих прогулок и бесед.
Недавнее потрясение, связанное со смертью супруги, заметно состарило его, весь он переменился, казалось, не только внешне, но и внутренне. Но это был тот же Мессинг, в котором мощно пульсировала его необъяснимая сила. К нему вновь стали обращаться больные или считавшие себя таковыми, и в обоих случаях он находил нужное «лекарство» — внушение словом. Позже я была очевидцем многочисленных таких исцелений.
Подходили последние часы нашей сочинской встречи. Валентина Иосифовна предложила Мессингу заранее попрощаться со мной, так как их отлет в Москву предстоял ранним утром. Но Вольф Григорьевич сказал, что предпочитает провести со мной весь вечер. Теплая ласковая погода располагала к прогулке. Мы бродили по сочинской набережной. Багрово-фиолетовое закатное небо стало темно-синим, почернело море, и от воды потянуло прохладой. С набережной мы вышли на бульвар, разговор как-то не клеился. Я решила нарушить молчание и спросила, не хочется ли ему в Москву. Я давно научилась улавливать его настроение без слов и видела, что какие-то тягостные мысли угнетают его. Он решительно ответил: «Нет!»
Лишь позднее я поняла причину этого нежелания вернуться домой. Сестра покойной жены создала в доме нервозную обстановку, непрестанно повторяя Вольфу Григорьевичу, что теперь вся его жизнь и заботы должны быть сосредоточены на могиле Аиды Михайловны.
Слов нет, память о самом близком человеке и его могила священны. Но Ираида Михайловна раздувала этот культ покойной до чудовищных размеров, требуя от Мессинга ежедневного посещения кладбища. Сама она каждый день ходила на могилу сестры. Это не могло не выводить Вольфа Григорьевича из душевного равновесия, и мне до боли было жаль его. Упрекнуть его в невнимании к памяти жены никак было нельзя. Уже через год после ее смерти Аиде Михайловне был поставлен красивый памятник — на постаменте черного гранита белый мраморный бюст покойной. На губах навеки застыла мягкая, добрая улыбка. Посещая кладбище, Мессинг часто приглашал знакомого кантора петь Кадыш у могилы.
И здесь, в Сочи, он отдыхал сейчас от домашнего кошмара. Ему хотелось видеть окружающий мир, который как бы заснул для него на долгое время. И, несмотря на постоянные боли в ногах, ходил, любовался природой, которая в Москве уже не радовала глаз, а здесь в Сочи все еще было, как летом.