Волгари в боях за Сталинград - страница 41

В штабе военной флотилии Николай Иванович получил подробные наставления. На вопрос начальника штаба, не пугают ли его трудности предстоящего рейса, он спокойно ответил:

— Постараюсь оправдать доверие командования. — И в свою очередь спросил: — Когда прикажете собираться в путь?

— Сегодня же, с наступлением темноты.

…Проверив маршрут по карте, Езушин повел отряд катеров в боевой рейс. Николай Иванович знал, что нелегко будет провести через мелководную Воложку глубокосидящие суда. Но он верил в то, что накопленный им опыт судовождения и на этот раз выручит. Сам он находился на головном катере. Как только корабли показались у выхода из Воложки, гитлеровцы открыли огонь. С катеров ответили пушки. Завязалась ожесточенная перестрелка. Ориентироваться в пути через смотровую щель да еще ночью было очень трудно. Во время стрельбы бронь накалялась, дымилась краска. Езушина душил кашель. Но он ни на минуту не отрывался от щели, напряженно вглядывался в ночную темь.

— Вижу водокачку! — вдруг крикнул Езушин командиру. — Идем точно по заданному курсу!

Не сразу можно было в ночной мгле увидеть контуры водокачки. А ведь именно к ней, к назначенному месту, вел отряд боевых кораблей капитан Езушин. В этом вскоре убедились все командиры катеров.

Так начались эти полные опасности ночные рейсы бронекатеров к «острову Людникова», как называли в ту пору участок обороны, занимаемый дивизией.

Третьим рейсом бронекатера доставили бойцам Людникова гранаты. В ту ночь противник вел интенсивный огонь по району разгрузки. Но работа ни на минуту не прекращалась. Участвовал в разгрузке и Езушин. Николай Иванович нес по палубе катера очередной ящик с гранатами, когда рядом, у носа судна, разорвалась мина.

«Только бы в гранаты не угодило», — молниеносно пронеслось в голове, и он упал на ящик, прикрыв его грудью. В тот же миг Езушин почувствовал острую боль в спине, под левой лопаткой. Напрягая все силы, он донес ящик до места и тут же потерял сознание…

Очнулся Николай Иванович в машинном отделении, где ему сделали перевязку. К этому времени выгрузка была закончена. Надо было возвращаться на базу. И снова Езушин поднялся в рубку головного катера, чтобы проложить путь кораблям.

Знойный июль 1942 года. Над Волгой все чаще появляются вражеские самолеты, но на Сталинградском судоремонтном заводе не прекращается ремонт пароходов и барж. Дня не проходит, чтобы наша «скорая помощь» не лечила поврежденные суда.

— Воздух!

По этому сигналу люди нехотя останавливали станки, на полпути бросали начатое дело и, проклиная все на свете, лезли в эти «чертовы щели».

Вот и сейчас: не успели пустить станки, а тут опять «воздух!»

Василий Кузьмич Грачев, бригадир котельщиков, согнувшись, пытается просунуть в щель свою кряжистую фигуру и чертыхается.

— Ты, Кузьмич, родителей не тронь, а лезь порезвей, — подшучивая, торопит его Семенов.

От страшного грохота заходил настил укрытия. Кто-то пробежал мимо блиндажа, крикнул:

— Разбили третий паром!

Все кинулись к берегу. В затоне уже стояла мертвая тишина. Будто ничто и не нарушило здесь покоя — паром стоял, мирно приткнувшись к дровяному плоту. Оттуда донесся глухой стон. С бревна на бревно пробрались через плот на паром.

Огромный пролом в деревянной палубе. Его рваные края оскалились острыми зубцами. На носу парома первым я увидел модельщика Глазунова. Смуглое лицо его стало бледно-зеленым. Изо рта пузырилась розовая пена.

Вспомнил: модельщика послали помочь плотникам.

Неподалеку стонал плотник Паничкин.

Глазунова и Паничкина перенесли в блиндаж.

— Пробито легкое, — шепнул мне фельдшер Васин, — надежд никаких. А Паничкина — немедленно в госпиталь!

Глазунов умер в ту же ночь. Паничкин прожил еще четыре дня. От этой же бомбежки погибли еще двое рабочих.

Глазунова хоронили, скорбно склонив обнаженные головы. Речей не было. На обратном пути, словно по уговору, все шли плотными рядами. Шли по своим улицам, мимо своих домов прямо на завод. И все, не сговариваясь, собрались в небольшом зале парткома. Молчаливые, суровые люди заполнили зал до отказа. Сидеть уже было негде — стояли в проходах.