Вольная жизнь - страница 2
— Встречаемся вечером — прямо в ресторане. Как всегда.
Иностранная машина подъехала к разноцветной веренице припаркованных у ресторана автомобилей. Все они были также иностранного происхождения. Из подъехавшей автомашины вышел средних лет иностранец с женой.
… Разухабистая мелодия неслась из раскрытых дверей ресторана. Тротуар и часть мостовой были заполнены людьми не совсем обычного вида: такой люд не толпится возле ресторанов, а больше ошивается возле винных магазинов и пивных. Казалось, здесь собрались босяки со всего города, почти все небритые, с помятыми лицами. Но одна общая черта их объединяла: у большинства из них под расстегнутыми рубахами и куртками были видны вылинявшие тельняшки.
Чета иностранцев, косясь на рожи босяков, пробралась к дверям ресторана.
В дверях швейцар преградил им дорогу.
— Извиняюсь, граждане, ресторан закрыт.
Элегантный господин поднял бровь, сказал, старательно выговаривая русские слова:
— Вы ошибаетесь, ресторан открыт!
— Правильно, ресторан открыт, но закрыт — плавбаза пришла!
Господин не понял:
— Что это — «плавбаза пришла»?
В это время перед дверьми показались два, не хуже одетых, чем иностранец, молодых моряка с молодыми женщинами.
Швейцар с готовностью пропустил их. За моряками гордо шествовали несколько босяков-бичей. Указав на них швейцару, один из моряков сказал:
— Это со мной.
Господин удивился;
— Они тоже «плавбаза пришла»? — кивнул на босяков.
— Точно, — ответил швейцар.
Гремела музыка. В ресторане гуляла плавбаза. Хорошенькая певица в мини-платье хриплым голосом исполняла любимую песню рыбаков:
В помещении стоял дым коромыслом, на столах — море разливанное. У эстрады, высоко вскидывая ноги, отплясывали девицы и моряки помоложе. За столиками, в белоснежных рубашках и черных галстуках или в шикарном заграничном шмотье, сидел плавсостав вперемежку с босяками-бичами в тельняшках. Кроме того, в ресторане было полно веселых девиц, подруг и строгих жен. Подруги прижимались к морякам, жены безуспешно старались контролировать количество выпитого, а веселые девицы, не стесняясь, «страстно» обнимали своих кавалеров, целовали их, забирались на колени. В общем, шел загул моряков после долгого и трудного рейса.
За столиком, у раскрытого окна, сидел боцман, Пал Палыч, его супруга Клава, его друг Гриня Потемкин и два, по давнему обычаю, приглашенных бича. Один из них был патлатый, другой лысый.
Музыка кончилась, танцевавшие моряки зааплодировали. Сидящий ближе к окну патлатый бич налил в фужер водки и произнес с убийственной вежливостью:
— Простите, можно сказать тост? — Он посмотрел на боцмана.
Гриня тут же повернулся к Клаве:
— Клава, можно сказать тост?
Клава, как всегда, ответила без тени юмора:
— Можно.
Бич встал, поднял рюмку. Оркестр в это время играл медленную мелодию.
— Предлагаю выпить за Пал Палыча, лучшего боцмана рыболовной флотилии, не один раз обогнувшего земной шар!.. И за тебя, Гера!
— Вообще-то я Гриня, но это все равно, — спокойно заметил Гриня.
Патлатый смущаться не привык:
— За тебя, Гриня! За всех нас, тоже немало похлебавших соленой океанской водицы!.. Как сказал мой близкий кореш, моряк и поэт Гриша Уголек: «Мы живы друг другом, друзья! У нас одно плечо».
Все выпили.
Клава растрогалась:
— Хороший тост. — И тоже пригубила.
На улице за раскрытым окном появилась голова еще одного бича. Протянув руку через подоконник, он подергал за рукав патлатого, собачьими глазами смотревшего на него. Тот повернулся к боцману:
— Можно угостить человека?
Гриня быстро спросил у Клавы:
— Клава, можно угостить человека?
Клава, как всегда без юмора, разрешила:
— Можно.
Патлатый, плеснув в фужер водку, протянул через подоконник. Бич, жутко сморщившись, выпил и пожелал всем:
— Семь футов под килем!
Клава между тем повернулась к Грине, насмешливо посмотрела на него.
— Ты, Потемкин, чем выгребываться, лучше б о себе подумал, о своей жизни дальнейшей.
— А у меня все о'кей… Симпл лайф.
— Чего-чего? — не поняла Клава.
Гриня взял с колен свою матерчатую кепочку с пришитым к козырьку верхом, повернул ее тыльной стороной к Клаве, спросил: