Вольный человек - страница 7

— Что-жь душа? — спросилъ Илья Малый, ничего не пониная и быстро моргая глазами.

— Вотъ тутъ, братецъ мой, и загвоздка.

Егоръ Панкратовъ умолкъ. Притихъ и Илья Малый на время.

— Чтой-то я не понимаю тебя, Егоръ, — началъ Илья Малый.

— Душа, братецъ мой, вольна нынче, а тѣло — нѣтъ, такъ-то! — объяснилъ Егоръ Панкратовъ.

Больше онъ ничего не прибавилъ. Онъ опять устремилъ глаза въ темноту и умолкъ. Но отъ этого Ильѣ Малому не сдѣлалось легче; онъ завозился на завалинкѣ и дѣлалъ усилія понять… Безмолвное удивленіе, питаемое имъ къ Егору Панкратову, возросло еще болѣе теперь, когда онъ увидѣлъ, что вотъ Егоръ Панкратовъ говорить, а онъ, Илья Малый, ничего не понимаетъ… Ильѣ Малому также слѣдовало бы замолчать, но онъ не унялся.

— Стало быть, душа вольна, — ну, такъ… Ну, а держать у себя на умѣ… или тамъ говорить, о чемъ вздумаешь… можешь? — спросилъ онъ боязливо.

Егоръ Панкратовъ помедлилъ, подумалъ и твердо проговорилъ:

— Могу.

Илья Малый, по обыкновенію, удивился, главнымъ образомъ, самоувѣренности Егора Панкратова.

— И чтобы, значитъ, тебя никто не тронулъ… чтобы все ты жилъ въ законѣ, по правилу… можешь? — робко спросилъ Илья Малый.

Егоръ Панкратовъ долго молчалъ, но все-таки, наконецъ, выговорилъ, хоть на этотъ разъ не твердо:

— Что-жь, можно…

— Ну, а, напримѣръ, жить по-своему, какъ душѣ желательно… или уйти на новыя мѣста и все такое прочее… можешь? — неотвязно допрашивалъ Илья Малый.

Егоръ Панкратовъ молчадъ. Но вдругъ озлился и рѣшительно сказалъ:

— Дуракъ!

Тѣмъ и кончился разговоръ.

Илья Малый былъ оскорбленъ. Онъ еще нѣкоторое время повозился на завалинкѣ и всталъ.

— Пора идтить… Что ужь тутъ! — сказалъ онъ глубоко обиженнымъ тономъ.

— Погоди, куда бѣжишь? Сиди! — возразилъ Егоръ Панкратовъ, уже раскаившійся въ душѣ, что такъ огорчилъ своего друга-пріятеля.

Егоръ Панкратовъ дошелъ до своей мысли "своимъ умомъ", тягостно, цѣной всей жизни. Въ его головѣ царилъ такой хаюсъ, что онъ съ трудомъ могъ разобратъся въ немъ, чтобы выдѣлить свою мысль изъ кучи другихъ, по волѣ гулявшихъ представленій. Въ этомъ хаосѣ была всякая чертовщина и всевозможныя странности, между ними, напримѣръ, и то, что душа — паръ. Легко, поэтому, понять, что онъ только въ рѣдкихъ случаяхъ рѣшался обнаруживать свои соображенія насчетъ тѣла и души, да и то по большей части запутывался въ словахъ и умолкалъ.

Однако, въ приведенномъ разговорѣ онъ озлился не столько на то, что былъ поставленъ въ тупикъ, сколько на непонятливость Ильи Малаго.

Этотъ случай разногласія или прямо ссоры друзей-пріятелей былъ единственный; вообще же они мирно уживались, исполняя множество хозяйственныхъ дѣлъ "сопча". Въ сущности, они ничего не предпринимали порознь. Егоръ Панкратовъ только кузницей распоряжался одинъ, безъ вмѣшательства Ильи Малаго, во всѣхъ же другихъ хозяйственныхъдѣлахъ они помогали другъ другу.

У Ильи Малаго была всегда одна лошадь; Егоръ Панкратовъ имѣлъ полторы: лошадь и годовалаго жеребенка. Они складывались и обрабатывали землю на двухъ съ половиной лошадяхъ, что несомнѣнно было для обоихъ выгодно.

Разумѣется, ихъ совмѣстное хозяйство не было союзомъ двухъ равносильныхъ людей. Егоръ Панкратовъ игралъ первостепенную роль, а Илья Малый принужденъ былъ подчиняться его упрямству, но подчиненіе Ильи Малаго Егору Панкратову было добровольыое, къ тому же Илья Малый считалъ себя по многимъ вопросамъ слабымъ и малопонимающимъ! Вслѣдствіе этого, безмолвное удивленіе, питаемое имъ къ Егору Панкратову, никогда не подвергалось риску, и онъ никогда не пытался стряхнуть съ себя иго, наложенное на его языкъ Егоромъ Панкратовымъ. Илья Малый не ропталъ ни на какое дѣйствіе или слово Егора Панкратова.

Они были неразлучны и на сходахъ, гдѣ Илья Малый всегда бралъ сторону Егора Панкратова. Послѣдній нерѣдко производилъ на сходахъ ожесточеніе, ни съ кѣмъ не соглашаясь. Онъ обыкновенно и тамъ молчалъ, но иногда, уже послѣ постановки сходомъ какого-нибудь рѣшенія, вдругъ возьметъ, да и скажетъ: "а я не жалаю". Илья Малый въ этихъ случаяхъ становился на сторону Егора Панкратова и не прежде отказывался отъ его мнѣнія, какъ когда возмущенный сходъ, во всемъ составѣ, обрушивался на упрямаго кузнеца.