Вольный каменщик - страница 16

— По вашему заявлению я произведу, конечно, строгое расследование. Но в ущерб интересам фирмы и вопреки нашим обычаям я поступить не могу. Пеняйте сами на себя.

Теперь следовало вызвать служащего, уличить его и немедленно уволить. Где доказательства? Доказательство, — если это правда, — легко прочтётся на лице молодого человека.

Он начальственно позвонил, и мосье Анри Ришар, молодой конторщик, Вошёл с доказательствами на лице: он видел клиента, вышедшего походкой, которая ничего доброго не предвещала. Мало того, он задержал клиента в дверях и шепотком сказал ему, что случилось недоразумение, которое, конечно, уладится, и что, в крайнем случае, он готов возвратить ему свой должок. Клиент, не повернув головы, отвечал:

— Это уж дело ваше.

В предчувствии неприятного разговора мосье Ришар вошёл деловито и серьёзно. Дальнейшая сцена была краткой и маловероятной. Молодой человек ошибся в тоне, пытаясь разыграть оскорблённую невинность. По правде сказать, он и не чувствовал себя слишком виноватым: разве все другие не поступают так же? Он хотел предоставить преимущество клиенту новому, более щедрому, перед старым, менее щедрым; вот и все. Маленькая частная сделка для клиента очень выгодна, и расход покрывает с избытком. Фирма не теряет от этого ничего. Но когда Егор Егорович, внимательно на него посмотрев, прямо ему сказал, что знает о взятке и уволит его со службы, он растерялся, испугался и сделал худшее из всего, что мог сделать: он назвал начальника не monsieur, а mon frere[55]. И тогда он услыхал крик, какого никогда не слыхали в кабинете заведующего отделом: крик бешеного, раненого и истязуемого. Спокойнейший и мирнейший из шефов истерически взвизгнул, затопал ногами и закричал непонятное на своём варварском языке. Опасаясь худшего, молодой человек отступил к дверям и вышел из комнаты.

Кувырком, цепляясь руками за воздух, рабочий летел с лесов вниз на кучу строительного материала. Вослед ему летели камни, мешки цемента, лопатка, уровень, отвес, оторвавшиеся доски. Больно ударившись, он потерял сознание, а когда очнулся, не мог сообразить, упал ли только он или рушилась вся постройка.

Он был скромнейшим из каменщиков и только что научился владеть незамысловатыми инструментами, помогая в кладке стен старшим товарищам. Но он гордился принадлежностью к славному сословию строителей. И вот он оступился, или его толкнули, или развалилось все здание. Глаза залеплены известкой, разбиты все члены, мир перевернут вверх дном.

Хотя Егор Егорович был иностранцем, но служащие его любили за приветливость, отзывчивость и строгую деловитость; он был старшим по должности и по времени службы — почти все поступили в контору уже при нем. Если такой человек впал в неистовство, значит, тому была исключительная причина. Простое объяснение, что «старик чудит», данное порядочно смущённым Анри Ришаром, удовлетворить не могло. Машинистка покачала головой и продолжала писать, остальные конторщики притихли. С опущенной головой и с портфелем в руках Егор Егорович проследовал к выходу, никому не кивнув и ничего не сказав. Время было перед закрытием.

Очень редко, но все же случалось, что Егор Егорович опаздывал к обеду. Обычно в таких случаях он предупреждал по телефону, чтобы Анна Пахомовна могла сообразовать с его опозданием свои хозяйственные хлопоты. На этот раз телефонного звонка не было, и просрочено было целых полчаса. Поэтому Анна Пахомовна позвала сына:

— Иди обедать. Не можем же мы ждать без конца.

Оба ели молча, своим молчанием строго осуждая Егора Егоровича, который в это время взбирался по лестнице на шестой этаж дома в противоположном конце Парижа.

На третьем этаже он передохнул, переложил портфель из-под правой мышки под левую и стал подыматься выше. На шестом этаже были три двери — и никакой дощечки или карточки. Консьержка сказала: «Дверь прямо» — но все двери оказались с левой стороны. Егор Егорович догадался позвонить у средней.

Долго не отворяли. Потом зашаркали туфли и заслышались тяжёлые и веские шаги, знакомые Егору Егоровичу, который, испытав удовлетворение, косточкой указательного пальца постучал в дверь трижды с равными промежутками. Отворившему мосье Жакмену он сказал: