Вольный каменщик - страница 3

стр.

. Последние пять лет Осоргин жил без всякого паспорта. «Эмигрантом он не был, — писала вдова писателя Т. А. Бакунина-Осоргина, — не примыкал ни с левому, ни тем более к правому эмигрантским течениям и считал для себя невозможным моральный отрыв от своей страны. Умом ясно понимая, что возвращение в Россию для него по политическим причинам невозможно, сердцем до самого последнего времени стремился к своему народу и своей природе»[17].

С осени 1923 г. Осоргин обосновался в Париже. Он много работал, печатался в газетах и журналах Берлина, Парижа, Праги, Варшавы, Нью-Йорка, Шанхая, Стокгольма, Риги. В одних парижских «Последних новостях» он опубликовал более тысячи рассказов, статей, фельётонов. Писатель В. С. Яновский вспоминал, что многие русские, оказавшись в эмиграции, считали для себя лестным получить «субсидию». «Впрочем, все знали, — продолжал он, — что Осоргин и Алданов никогда ни от каких „обществ“ или частных жертвователей субсидий не получали и не желали получать»[18]. Давалось это не легко, Осоргин не раз жаловался Горькому, что «право работать „для души“ приходится покупать месяцами работы „для дела“, „губительной для всякого, кто мечтает раскопать в себе художника“»[19].

Осоргин был уже немолодым человеком, когда пришёл к нему настоящий литературный успех. Первый его роман «Сивцев Вражек», посвящённый судьбе русской интеллигенции в годы революции, вышел в Париже — редкий случай для литературы русского зарубежья — дважды и тысячными тиражами (1928, 1929); вскоре он был переведён на несколько иностранных языков. За ним последовали ещё десять книг: романная дилогия «Свидетель истории» (1932) и «Книга о концах» (1935), рассказывающая о трагедии русского террора, «Повесть о сестре» (1931), «Вольный каменщик» (1937), шесть сборников рассказов.

В представляемую читателям книгу вошли рассказы из последнего сборника Осоргина «По поводу белой коробочки» (1947). Он был подготовлен к печати автором, но издан уже после его смерти. В сборник вошли рассказы тридцатых годов, основанные главным образом на парижских впечатлениях, проникнутые любовью и вниманием к человеку, но грустные и несколько «усталые».

Осоргин жил то в старом квартале левобережного Парижа, на улице, где соседствовали тюрьма, дом для умалишённых и родильный приют, то в местечке Сен-Женевьев де Буа, ставшем теперь знаменитым из-за расположенного там русского кладбища. Получив в Америке премию за роман «Сивцев Вражек», он приобрел кусочек земли и построил небольшой дом. Т. А. Бакунина-Осоргина вспоминала:

«Своими руками обработанная земля, выращенные из черенков розы, акация, развившаяся из тоненького стебелька в громадное дерево, — все это создавало свой особый мир, позволяло уходить от тягостей жизни в природу, заполняло пустоту и безнадёжность, которая с годами чувствовалась все сильнее»[20].

Но и эта с трудом налаженная жизнь была вновь разрушена. Началась война. После оккупации фашистами Франции Осоргину грозил арест, была разгромлена и опечатана его квартира, похищены библиотека и архив, и снова, как в молодости, он вынужден был бежать. Осоргины обосновались в нейтральной зоне Франции, в городке Шабри. Здесь прошли два последних года жизни писателя, были созданы две публицистические книги «В тихом местечке Франции» (1946) и «Письма о незначительном» (1952), составленные из корреспонденции, которые он с риском для себя посылал друзьям в Америку, продолжалась работа над мемуарной книгой «времена» (1955). Осоргин умер 27 октября 1942 г., похоронен в Шабри.

Осоргин был красивым, умным, талантливым человеком, и все же, вспоминая о нем, мемуаристы прежде всего говорят о его нравственных качествах: «порядочный», «один из немногих джентльменов в Париже», «воспитанная душа», «последний рыцарь духовного ордена русской интеллигенции». Что ж, он прошел через многие испытания, и немало было в его жизни случаев для закалки характера, для воспитания души. С полным правом он мог сказать о себе:

«Вспоминая свои тюрьмы, ссылки, высылки, допросы, суды, всю историю издевательств, каким можно подвергнуть человека мысли независимой, в сущности, довольно ленивого и не заслуживающего такого внимания, — я не думаю, чтобы погрешил слабостью или сдачей, или проявил малодушие, или пытался скрыть свои взгляды и смягчить участь сделкой с совестью. Этого не было»