Волшебная скрипка - страница 12

Париж… Париж… Париж… Мекка тогдашней Европы, город как магнит, притягивавший многих поляков, символ и средоточие стремлений людей пера, кисти, резца скульптора, театра, музыки. Париж, город постоянно рождающихся новых идей, беспокоящих не только Европу, но весь мир. Выехать в Париж было делом не легким. Требовался паспорт.

А разрешение на выдачу его давал только сам наместник — фельдмаршал Паскевич-Эриванский. У доктора Венявского нашлись пути и тропинки, идя по которым ему удалось снабдить сына документами на выезд заграницу.

Восьмого ноября Генрик Венявский в возрасте восьми лет, вопреки уставу Парижской консерватории, был принят в число ее учеников. В консерваторию допускались дети, достигшие двенадцатилетнего возраста, Венявский же был принят как исключение. И действительно. У него был исключительный, редкий талант. Маленький, худой, черноволосый и черноокий мальчик родился гениальным скрипачем.

— Сабина, где мой кофе? — загремел сержант, ныне портье парижского муниципалитета. Усы его топорщились, в глазах блеснул злой огонек.

— Сейчас, мой ангел, — слащаво успокоила его высокая, худая женщина, выглянув из-за кухонных дверей. — Не могу сегодня разжечь очаг!

— Каждый день тебе что-нибудь мешает. Уж я тебя знаю, — брюзжал супруг.

Высокая, худая женщина попыталась предотвратить назревающую бурю.

— Этот растяпа Генек принес плохой уголь.

— Как Генек? За него ведь платят родители не для того, чтобы он носил уголь. Он же мальчик, ему надо учиться в консерватории.

— Молчи, а то они могут не заплатить, а Генек начнет бунтовать.

— Глупый малый. Давай кофе, черт возьми, — возмутился бывший сержант. — Посмотри-ка на часы, видишь который час?

Генек еще лежит в постели, но уже не спит. Уже пол часа он прислушивается сквозь тонкую стену к перебранке супругов Вуаслен. С квартирой маме не очень повезло. Мадам Вуаслен, словно добрейшая фея, обещала заботиться о Генеке и лелеять его, как собственного сына наравне со своей дочерью Жерменой. В действительности же оказалось по-другому. Она обещала провожать мальчика в консерваторию. Несколько раз пошла с ним, а потом заставила ходить одного. Обязалась чистить ему ботинки. А Генек — чистил ботинки не только свои, но и Жермены. Она обязалась кормить его на убой. Ведь он такой худенький. В действительности же… лучше не вспоминать.

Дядя Эдуард Вольф делал все, чтобы помочь мальчику. Дело кончалось, впрочем, луидором, сунутым в карман мальчика, да приглашениями к завтраку, если у знаменитого пианиста завтракал кто-нибудь из выдающихся музыкантов.

При Вольфе Сабина всегда была любезной, вежливой, предупредительной. В действительности она со своим подчиненным поступала совсем иначе. Кричала на него, недовольно фыркала, запирала на ключ, заставляла прислуживать себе. Знала, когда Генек кончает уроки в консерватории, но никогда не приходила встречать и провожать восьмилетнего мальчика, хотя на некоторых улицах было большое движение и ходить по ним было небезопасно. Зато Жермена, девочка старше Генека на два года, если знала, что он был у дяди с визитом или к нему пришел кто-либудь из родственников, бежала позвать его или встретить у консерватории. На площадях и улицах большого города было не мало жуликов, выуживающих деньги у простофиль при помощи разных лотерей и игр. У Генека были деньги. Можно было приятно провести время. Жермена открывала маленькому, впечатлительному мальчику тайны Парижа. Опаздывать на завтрак — dejeuner — им было нельзя; Сабина умела не только браниться, но и побить, лишить завтрака, запереть на ключ. Завтраки не отличались особым разнообразием. Макароны, жареный картофель, салат, немного рыбы или кусок мяса, стакан белого вина, чашка черного кофе. Генеку нравился длинный пшеничный хлеб. Он охотно съел бы такой батон целиком, но должен был считаться с портье и его женой. У мосье Вуаслен усищи не всегда лежали гладко под его красным грушевидным носищем. Если он приходил выпивши, что иногда случалось, он бранил свою высокую, худую супругу, не особенно выбирая слова: vache, girafe, folle, peste!