Волшебные бутылки - страница 13

стр.

— Придётся починить, — пробормотал он и осторожно стал снимать икону — молоток и гвозди лежали в передней. Как раз в эту минуту Пелагея Захаровна приоткрыла глаза и обомлела: Евстафий Великомученик, тридцать лет безропотно провисевший в своём углу, медленно сползал вниз но стене, пуская зайчиков золотым ореолом.

— Батюшки, святы! — ахнула тетя Паша. — Чего это он задумал? Не снится ли мне, старой, такое наваждение! — Бабка кольнула себя спицей в коленку. — Нет, на чувствительно! Снится, значит! Так. Так… — И старушка с живейшим интересом стала наблюдать, что будет дальше.

Тем временем святой Евстафий, искоса поглядывая на хозяйку, бочком пробирался вдоль стенки.

— Ты куда это, батюшка? — не выдержала Пелагея Захаровна.

— Прогуляться! — неожиданно для самого себя отпарировал Великомученик. Потом озорно добавил: — И кваску хлебного полить!

Тётя Паша укоризненно покачала головой:

— А пристало ли тебе, святой отец, кваском-то баловаться? Да и гулять-то тебе, почтенный, не подобает!

Евстафий, как видно, призадумался и на секунду замер. «У святых какие-то там заповеди есть… с трудом вспоминал Тимка. — Чего бы такое позаковыристее загнуть? А заодно и полезное что-нибудь внушить бабусе?» И выпалил:

— Не забывайте, бабушка, что первая святая заповедь гласит: «солнце, воздух и вода — наши лучшие друзья».

Старушка слегка опешила, а Великомученик сделал ещё несколько нерешительных шагов к двери.

Но тете Паше даже и во сне не хотелось расставаться со своей иконой.

— Ах, вот как! — вспылила она. — Я ли тебе свечки не ставила? Я ли тебе венчик «Новостью» не чистила? — Бабушка по-деловому начала загибать пальцы. — Всю неделю постилась! От шоколадного торта в гостях отказалась! На одних только кашах и ехала да чаи вприкуску гоняла! — Укоризненно качая головой, бабка продолжала перечислять:- Даже ряженку свою любимую на завтрак не принимала…

«Ну и заливает», — подумал Тимка и вступил с тётей Пашей в душеспасительный разговор.

— Как же так, Пелагея Захаровна! — замогильным шёпотом произнесла икона. — А мороженое кто позавчера на углу покупал?

Но тётю Пашу не так-то легко было сбить с панталыку.

— Не крохоборствуй, батюшка! — сказала она. — Мороженого там с гулькин нос было! — Старушка чуть помедлила и с вызовом добавила: — Может, ты мне, святой отец, и сосиску в укор поставишь? Так не сетуй, батюшка, — сосиска-то диетическая была!

Тимуру стало совсем весело.

«Тоже мне, верующая! — подумал он. — Туман только на себя напускает!» — И Евстафий Великомученик, укоризненно посмотрев на бабушку, заскользил дальше.

Но не тут-то было. Тетя Паша схватилась за икону обеими руками и рванула к себе.

«Ах, так — рассердился Тимка. — Я ей этого худосочного святого хочу подправить, а она мне — палки в колёса! Ей добра желают, а она… Вот, возьму, и заберу цветы обратно!»

Мальчишка потянулся за хризантемами.

И тут вдруг Пелагея Захаровна увидела, как в букет вцепились измазанные чернилами пальцы…

Это было совсем непонятно, но — чего не бывает во сне! — бабушка смекнула, что здесь замешана нечистая сила. А тут ещё перед самым носом мелькнул чёрный хлястик.

— Хвост! — закричала тётя Паша и ринулась в бой. Схватив веник, она как следует всыпала шустрому чертёнку.

«Советская старуха, а метёлкой дерётся! — возмутился Тимка. — И как это она так ловко в меня попадает?»

Мальчишке и в голову не приходило, что его рука, схватившая букет, «проявилась», — ведь сам-то он её не видел! Ловко увернувшись от метёлки, «чертёнок» бросил букет на стол: «Ладно, уж, оставлю ей цветы, пусть нюхает!»

— А, чтоб ты пропал! — крикнула тётя Паша и вдруг застыла с поднятым веником в руке.

Ни пальцев, ни хвостика!.. Ориентир был потерян.

Тем временем венчик святого Евстафия зацепился за красную нитку бабушкиного вязанья, и петли, одна за другой, стали стремительно распускаться.

Бабка и ахнуть не успела — полсвитера как не бывало!

— За что ж ты, батюшка, так озорничаешь над старой? — возмутилась тётя Паша. Я с тебя тридцать лет каждую пылинку сдувала! А ты против меня пошёл! — Пелагея Захаровна взяла в руки икону, открыла старомодный сундук, окованный железом, и сунула её туда.