Волшебный жезл - страница 5
Но на этот раз, против обыкновения, он был приветлив с нами и разговорился.
Я не могу сейчас точно пересказать его слова, только помню, что впервые тогда я услышал, что земля вовсе не была создана господом богом, что вся природа существует вечно и развивается постепенно, что, наконец, все окружающее нас — и горы, и деревья, и моря — не мертвое, застывшее навеки божье творение, а вечно меняющаяся живая материя.
Этот рассказ в лесном бараке произвел на меня впечатление, которое, быть может, определило все мое будущее. Я не мог объяснить себе, почему так взволновала меня мысль, что вся окружающая нас природа непрерывно движется и постоянно меняется. Я только смутно улавливал, что жить среди «навечно созданной» природы, среди «сотворенных навсегда» явлений скучно и унизительно. Ведь это значит, что человек должен примириться со всеми бедами, которые якобы ниспосланы самим господом богом. То ли дело, когда знаешь, что все кругом тебя меняется и что ты можешь вмешаться в жизнь природы, изменить ее. Тогда чувствуешь себя крепче, увереннее, не хочешь дальше мириться с несправедливостями и недостатками. Начинаешь воображать себя великаном, и кажется, что тебе послушны силы природы, что ты можешь управлять громами и молнией.
На следующее утро я подошел к лесорубу-горожанину, который увлек меня своим рассказом, и спросил у него:
— Как бы мне узнать все то, что знаете вы? Мне бы очень этого хотелось.
Он мельком взглянул на меня и спросил:
— Грамотный?
— Грамотный.
— Ну, так читай книги.
Но где я мог доставать книги, живя вдали от города, на глухом лесном участке? Это сейчас библиотеки повсюду, а тогда они были только в городах, да и то: хочешь прочитать книгу — плати деньги.
Было мне уже лет восемнадцать, когда приехал к нам на участок сын моего хозяина, тот самый барчук, у которого я когда-то выпросил книжку. Теперь он учился в университете, кажется, в Петербурге. Он сидел на пенечке с книжкой в руках, поджидая своего отца, который разговаривал с десятником. А я как раз возвращался с работы.
— Здравствуйте, господин Иель! — сказал я ему. — Помните меня? Я Стасик, у вас в доме служил.
Он снял пенсне. Поглядел на меня близорукими глазами и ответил:
— Помню.
— Про что это вы книжку читаете? — несмело спросил я.
— О, это замечательная книжка, — сказал он. — Ее написал Чарлз Дарвин. В ней рассказывается о том, как произошли растения и животные на земле.
Я, как услышал это, весь задрожал: так захотелось эту книжку прочитать. «Вот, думаю, книжка, которая меня больше всего интересует!»
— А не дали бы вы мне эту книжку? — попросил я. — Мне бы очень хотелось ее почитать.
Молодой Иель посмотрел на меня с насмешкой и сказал:
— А ты помнишь, что было, когда я один раз дал тебе книжку?
— Очень хорошо помню, — ответил я, — но ради этой книжки я готов на что угодно.
— А сколько ты окончил классов?
Я ответил, что окончил только два класса. Тогда Иель засмеялся и сказал:
— Глупый ты парень, разве ты поймешь что-нибудь в этой книжке? Ничего ты в ней не поймешь!
— А я попробую, — ответил я, — мне очень хочется узнать, как произошли животные и растения.
— Чтобы это узнать, — ответил он, — надо поступить в университет, а это тебе все равно никогда не удастся, так что нечего и голову забивать тем, что тебе никогда не пригодится в жизни.
— Что же вы хотите сказать, — спросил я с обидой, — что я навсегда останусь невеждой?
— Ясно, останешься невеждой, — спокойно ответил Иель. — Так уж заведено на свете, что одни люди, побогаче и поумнее, учатся, становятся образованными, а другие, победнее и поглупее, остаются неучами и лишь исполняют то, что от них требуют богатые и ученые. И ничего, брат, с этим не поделаешь. А теперь отстань от меня, пожалуйста, и не мешай читать.
Я не сразу отошел от него. Я долго стоял и смотрел, как читает молодой Иель, обдумывал его надменные и жестокие слова и страдал от их тяжкой несправедливости.
Быть может, я так никогда и не нашел бы путей к изучению природы, если бы не одна встреча во время моей службы в царской армии.
После жизни в лесном бараке, среди пахнущих смолой деревьев, нелегко было привыкнуть к четырем стенам царской казармы. Я тосковал о лесе, о зеленой траве, о пении птиц, о хлопотливой жизни лесных обитателей.