Волшебный жезл - страница 8

— Так что же ты думаешь, что я и без книг смогу когда-нибудь премудрости набраться и землю читать, ровно книгу? — спросил я с надеждой.

— А что ж, очень даже свободно, — ответил солдат. — Вот живет рабочий человек и ничего не ведает, а может, когда-нибудь прочитает он всю нашу матушку землю вдоль и поперек и наберется у нее такого ума-разума, что взойдет в один распрекрасный день на пригорок и скажет: «А почему здесь такие порядки, что мужики барам подчиняются?» «Так уж исстари заведено», — ответят мужики. «Плохо заведено, — скажет он, — гоните, мужики, бар в шею». Услышат мужики то верное слово и прогонят бар в шею. «А почему здесь такие порядки, — спросит рабочий человек, — что мужики земле подчиняются?» «Так уж исстари заведено», — ответят мужики. «Плохо заведено, — скажет он, — надо, чтобы земля мужикам подчинялась». Услышат мужики то верное слово, засучат рукава и возьмутся всё переделывать так, чтобы, сколько захочет мужик, столько и родила ему земля хлебушка, сколько прикажет буренушке, столько и надоила она ему молока; чтобы всегда у мужика были щи наваристые, каша масленая да медовая коврижечка для его малых деточек.

Так говорил старый солдат, тихо смеясь, и все его морщинистое доброе, в рябинках, лицо светилось каким-то радостным светом, и он глядел на низкий потолок так, будто видел на том плачущем от сырости потолке свою замечательную сказку.

ТРИДЦАТИЛЕТНИЙ УЧЕНИК

Слушая эту сказку, я, конечно, не мог и думать, что она окажется почти пророческой. Спустя много лет, уже не очень молодым человеком, я, сам того не ожидая, учился читать землю, как книгу, и выведывать от животных неведомые до того тайны.

Разные бывают ученики. Легко учиться в двенадцать или пятнадцать лет, сидя в классной комнате за учебниками, слушая педагогов. Другое дело, когда ученику уже больше тридцати и позади у него — тяжкие годы службы в царской армии, радостные дни Великой Октябрьской революции и суровая гражданская война с интервентами и белогвардейцами, борьба за молодую Советскую республику.

К концу гражданской войны я оказался на Волге, в городе Костроме. Пришло время демобилизоваться. Вызвал меня комиссар штаба и говорит:

— Много лет ты не снимал солдатской шинели. Надоело небось?

Отвечаю:

— Надоело.

— Ну что ж, — сказал комиссар, — с сегодняшнего дня ты свободный гражданин рабоче-крестьянской республики и можешь теперь возвращаться на родину.

Вышел я из штаба и побрел на берег Волги. Стояли морозы. Было холодно. Снег на Волге сверкал и искрился. Огненный шар солнца садился в заволжские леса.

Поглядел я на волжскую ширь и подумал: «Чего мне возвращаться в Латвию? Дома там у меня нет, да и родных тоже. Пусть теперь здесь будет моя родина!»

Вернулся обратно в штаб и говорю:

— Куда мне ехать зимой? И зачем, что я там потерял? Я уж и по-латышски-то разговаривать разучился. Да и возраст такой, что жениться пора, а здесь я присмотрел себе одну замечательную девушку: она мне на всю жизнь будет верной подругой.

Между прочим, как я тогда сказал, так и случилось: стала эта девушка моей верной женой на всю жизнь. И сейчас я слышу ее голос — это она в соседней комнате рассказывает сказку нашей самой маленькой внучке.

— Твое дело, — сказал комиссар, — пусть Волга станет твоей родиной. А вот чем заняться думаешь? Хочешь, я тебя к военному ведомству пристрою? Ты человек хозяйственный, положительный и надежный. А не хочешь в ведомство — на завод пошлем. Ведь ты все годы в артскладе работал, к металлу привык…

— А хочешь, так ко мне в совхоз поедем, землю пахать, коров доить… — вмешался в разговор какой-то человек, сидевший все время молча.

Я взглянул на него, и сразу он мне понравился: лоб высокий, лицо энергичное, а глаза дружеские, добрые.

— В совхозе мне было бы подходяще, — ответил я, — в городах-то я жить не привык. Да только зачем я вам нужен в совхозе: сельского хозяйства я не знаю, крестьянствовать никогда не приходилось.

— Это все пустое, — сказал он, — было бы желание, а научиться всему можно. Там к вашим услугам будет целый университет: поля, луга, скотный двор. Учитесь себе на здоровье!