«Воля Аллаха», или Абдул, Абдул и ещё Абдул - страница 13

— Горе такимъ, горе такимъ! На нихъ не благословеніе, а проклятіе Аллаха, потому что Аллаху дороги не нѣкоторые люди, а весь человѣческій родъ!

Лишь только онъ произнесъ эти слова, вдругъ отворилась дверь его каморки, и въ ту же минуту вторглась въ нее цѣлая толпа заптіевъ, а съ ними какой-то бородатый и сѣдовласый человѣкъ, кажется тотъ самый имамъ, котораго когда-то Мустафа слушалъ въ мечети. И правда, то былъ никто иной, какъ имамъ, приходилъ случайно въ этотъ день рано утромъ къ начальнику заптіевъ, просить какой то кулачной помощи въ дѣлахъ вѣры. Имамъ издали услышалъ крики Мустафы, поднялъ руки къ небу и воскликнулъ, выразивъ величайшій ужасъ на лицѣ и показавъ перстомъ на кутузку:

— Тамъ есть люди, которые изрыгаютъ величайшую хулу на Аллаха! И кто смѣетъ говорить, что Аллаху дороги не нѣкоторые люди, а весь человѣческій родъ. Неисповѣдимы пути Аллаха! Онъ зналъ лучше насъ, кому и сколько давать: иному груды золота и серебра, а иному кучи навоза.

— Кто смѣетъ говорить, что Аллахъ такъ дѣлаетъ не по справедливости?

— Это пьяный вонъ тамъ за стѣною кричитъ спросонокъ,— сказалъ имаму одинъ изъ заптіевъ, который давнымъ-давно привыкъ слушать еще и не такія хулы.

— Я слуга Аллаха и блюститель Ислама и Корана. Вы слуги закона и руки, глаза и уши султана. А потому подите и возьмите этого человѣка и тотчасъ же ведите предъ лицо нашего кадія. Пусть онъ сдѣлаетъ съ нимъ именно такъ, какъ повелѣваютъ дѣлать законъ и мудрость.

И схватили заптіи Мустафу и поволокли его опять на судъ кадіевъ. Но прежде, чѣмъ вести его на судъ мудраго судьи, приволокли заптіи еще непротрезвившагося Мустафу къ своему начальнику, и тотъ принялся его допрашивать и разспрашивать. Ударилъ его разъ и сказалъ:

— Это во имя Аллаха!

Ударилъ его другой разъ и прибавилъ:

— Такъ повелѣваетъ Исламъ и Коранъ!

Ударилъ и третій разъ и сказалъ:

— Такъ велитъ дѣлать повелитель правовѣрныхъ султанъ!

Наконецъ ударилъ со всего размаха еще три раза и внушительно объявилъ:

— А вотъ это отъ меня прибавка!

— За что же, и почему ты меня бьешь? — взмолился Мустафа, у котораго сталъ совсѣмъ проходить хмѣль.

— По чему я бью. По спинѣ! А зачѣмъ бью и по какой причинѣ? А затѣмъ что я слуга правды! Знаю, знаю самые вѣрные пути къ ней! Правда теперь скрыта въ твоей душѣ,а ты вотъ, такой-сякой, подѣлиться со мною не хочешь. Ну такъ я къ правдѣ дорогу и безъ тебя найду. Говори, кто тебя подучалъ?

— Что подучалъ? — спросилъ Мустафа, въ недоумѣніи.

Кто тебя подучалъ изрыгать хулу па Аллаха?Великъ Аллахъ, я и не изрыгалъ на него никакой хулы! — воскликнулъ въ недоумѣніи Мустафа.

— Кто тебя подучалъ? — повторилъ еще болѣе грознымъ голосомъ начальникъ заптіевъ.— Какіе такіе внутренніе или внѣшніе враги? Отъ кого ты этихъ бредней наслушался? Отъ проходимцевъ факировъ, бабидской ереси? Или отъ иностранцевъ матросовъ, гяуровъ изъ гяуровъ, у которыхъ нѣтъ ни Аллаха, ни совѣсти? Или твои родители были изъ евреевъ, нѣмцевъ, или какихъ другихъ неблагонадежныхъ инородцевъ?

Мустафа слушалъ и молчалъ. Онъ самъ не помнилъ, что онъ собственно кричалъ съ просонокъ. Онъ даже не понималъ, что такое съ нимъ творится. Ясно было только одно что правду то ищетъ не онъ, Мустафа, котораго бьютъ, а заптіи, которые бьютъ; и что правда то не гдѣ то на сторонѣ, а тутъ же рядомъ. Мустафа съежился въ три погибели и, не зная, что отвѣчать строгому начальнику заптіевъ, бухнулся со всего размаху передъ нимъ на колѣни, поклонился ему до земли и завопилъ не своимъ голосомъ:

— Смилуйся, пресвѣтлый господинъ, и растолкуй мнѣ темному человѣку, можно ли наказывать человѣка за куриную вину?!

На этотъ разъ совершенно не понялъ такихъ словъ, въ свою очередь, и начальникъ заптіевъ. Чтобы прояснить затуманенный разумъ Мустафы, да за одно и свой собственный вскочилъ начальникъ заптіевъ со своего сидѣнья, подбѣжалъ къ Мустафѣ и со всего размаху треснулъ его по головѣ.

— Я же тебѣ говорилъ, каналья ты этакая, что я слуга правды-истины! Да еще не простой, а казенной, государственной.

Мустафа отъ его удара грохнулся о землю. Подбѣжали на помощь къ своему начальнику другіе заптіи и, въ свою очередь, прибавили Мустафѣ, ради добыванія правды. Онъ былъ наполовину въ безпамятствѣ, когда его повели на судъ кадія.