«Воля Аллаха», или Абдул, Абдул и ещё Абдул - страница 19
— Смилуйся, благодѣтель! — завопилъ онъ.— Смилуйся, позволь мнѣ быть самымъ послѣднимъ твоимъ рабомъ!
Самый младшій помощникъ самаго младшаго помощника одного изъ младшихъ садовниковъ остановился въ великомъ испугѣ передъ Мустафой. Онъ уже думалъ, что на него бросится какой то невѣдомый злоумышленникъ, но увидѣлъ дырявую одежду и мозолистыя руки Мустафы и понялъ, что тутъ что-то другое. По добротѣ сердечной, онъ сталъ разспрашивать Мустафу, что ему собственно надобно.
— Дозволь мнѣ, о, лучшій изъ лучшихъ, прекрасный изъ прекрасныхъ, быть мнѣ послѣднимъ рабомъ твоихъ послѣднихъ рабовъ,— молилъ его Мустафа.— Дозволь мнѣ взваливать на мои плечи всѣ работы, какія лежатъ на всѣхъ твоихъ рабахъ, и служить тебѣ безъ всякаго жалованья и кормиться только объѣдками твоего стола.
И просилъ, и молилъ Мустафа садовника до тѣхъ поръ, пока тотъ и вправду надъ нимъ не смилостивился, и пока не позволилъ ему на себя даромъ работать. Такъ сталъ Мустафа послѣднимъ рабомъ самаго младшаго помощника другого такого же помощника одного изъ младшихъ садовниковъ. Словомъ сказать, сталъ Мустафа тоже придворнымъ человѣкомъ. Сталъ онъ жить на задворкахъ послѣдняго дворика самаго послѣдняго двора, и сталъ онъ дѣлать работу, которую уже дѣлалъ сорокъ лѣтъ и три года,— въ навозѣ рыться и за это кормиться, хозяина за великія милости благодарить и волю Аллаха славить. Работалъ Мустафа и день и ночь, и былъ очень доволенъ своею участью. Вѣдь какъ-никакъ къ источникамъ и стражамъ правды онъ еще больше приблизился,— вѣдь ужъ онъ за бронзовыя ворота прошелъ, черезъ каменную зубчатую стѣну перемахнулъ. Больше половины дѣла сдѣлано. Теперь остается сдѣлать самую малую половину,— добраться до этихъ самыхъ источниковъ и какъ-нибудь выложить передъ ними все, что накопилось на душѣ, и добиться отъ нихъ яснаго и точнаго отвѣта: можно ли наказывать человѣка за куриную вину.
И живетъ себѣ Мустафа за высокой стѣной и недѣлю и мѣсяцъ, и дворцовое мѣстоположеніе высматриваетъ, изучаетъ, гдѣ находятся придворные султановы огороды и сады, и гдѣ гуляютъ Абдулъ султанъ, великій муфтій Абдулъ и великій визирь Абдулъ. Все разузналъ Мустафа въ скоромъ времени и не только разузналъ, но и самихъ хранителей стражей и источниковъ правды увидѣлъ. Они казались ему словно окружены какимъ то сіяніемъ. Отъ нихъ словно такъ и прыщетъ во всѣ стороны какой то необычайный свѣтъ, какъ будто это не люди, а въ родѣ какъ боги. Самъ султанъ такой низенькій дрябленькiй, хотя и не худощавый; носъ у него такой вродѣ какъ у орла клювъ, а щечки какъ два мѣшечка по сторонамъ, а очи хотя и не бросаютъ молній, а такъ въ родѣ, какъ послѣ сна, но все же такія, какъ у всѣхъ прочихъ людей. И губы толще, о, гораздо толще, чѣмъ у всѣхъ людей. Одно нехорошо, что брюхо немного отвисло. А на груди золото, серебро, алмазы, брилліанты, сапфиры, рубины, звѣзды, ленты, ордена и ордена. Ихъ такъ много, что за ними даже и человѣка не видно. А великiй муфтій, такой высокій и широкоплечій да дородный, раза въ три-четыре дороднѣе, чѣмъ самъ султанъ. Чалма на немъ бѣлая, халатъ зеленый, борода чуть не до пояса, щеки пузырями торчатъ, а на груди звѣзды, ленты, ордена и ордена. А на великомъ муфтіи этихъ самыхъ орденовъ такъ много, что за ними даже и такого роста человѣка не видать. А великій визирь совсѣмъ въ другомъ родѣ. Онъ человѣкъ не такой рослый да толстый, зато какой то остренькій, и глаза вродѣ, какъ щели, такіе же остренькіе. И уши остренькія. А глаза все бѣгаютъ, бѣгаютъ. А голова, словно на шарнирѣ «туда-сюда, туда-сюда». И все-таки все это вмѣстѣ выходитъ очень внушительно. По всему видно, что это не простой человѣкъ. Да и на груди у него не меньше орденовъ, чѣмъ у великаго муфтія. Мустафа даже затрепеталъ отъ восторга, когда увидѣлъ собственными глазами тѣхъ самыхъ хранителей правды, къ которымъ такъ стремилась его душа.
— Наконецъ то сподобилъ Аллахъ! — воскликнулъ онъ.
И правда, на его душѣ сдѣлалось и теплѣе и веселѣе.
И сталъ онъ готовиться къ тому случаю, чтобы этимъ источникамъ правды выложить правду о собственныхъ страданіяхъ.