Воплощенный 3. Оплот рода - страница 6

Лучница, не мешкая, вскочила с мехового плаща, прекрасно зная, что сейчас будет. Ожидания её не обманули.

Как только Ольга Сухарева встала с плаща, из-под снега с резким визгом взвились четыре гремлина, сыпанув снежной шугой во все стороны. Зацепив плащ своей хозяйки, одним ловким прыжком запрыгнули ей на плечи, закрепили плащ на своём законном месте и, не менее ловко и быстро перебирая своими мелкими, но ужасно цепкими пальцами, перебрались на свои места. Двое — на поясе слева и справа, один за спиной, изображая капюшон, а последний, на левом плече хозяйки. Следом, с гулом и вибрацией ещё в трёх местах просел снег и из-под белого покрова показались гротескные головы каменных горгулий — личных Воплощённых её Хельги. Совсем непохожих на обычных горгулий Сухаревых. Эти — не летали, не годились для разведки и были совершенно бесполезны в атаке. Они были больше похоже на небольших каменных големов. Массивных, низких, неповоротливых, но ужасно прочных. Как и её личные гремлины, они годились только для защиты своей Воплотительницы. Но защита эта была практически абсолютна.

Рыжая лучница улыбнулась. Имперские специалисты не зря ели свой хлеб. Перекос таланта тогда ещё второй наследницы в сторону защиты обнаружили очень и очень рано. Оперативно подобрали шестёрку девочек для компенсации слабых сторон наследницы. Разработали морф-матрицу эльфийского рейнджера из Безжалостного-Леса. Маша была благодарна всем силам природы, богам знаний и вообще всем, кому молились в огромной Империи, что она оказалась достаточно сильна, чтобы принять в себя наследие Безжалостного-Леса и выжить. Ведь теперь она могла быть рядом со своей Хельгой. Дышать с ней одним воздухом. Исполнять её волю. Служить. Быть полезной.

Шагая в сторону входа на полигон, туда, где замер в ожидании младший Орешников, безымянная куар’ри, просто «четвёртая» на языке иного Плана, не знающая своего рода, не помнящая своей матери, шла исполнять волю той, что стала для неё важнее собственной жизни.

Холодные порывы злого февральского ветра заунывно выли в скрученных, изломанных, наполовину оторванных, местами прожжённых остатках крыши одного из немногих промышленных помещений, которое смогло пережить случившийся совсем недавно Армагеддон. Ледяные крупицы снега, захватываемые ветром с улицы, кружились в стремительном танце, разбиваясь о стылый кирпич и сталь. Те же мелкие кусочки замёрзшей воды, что умудрились миновать эти препятствия, редко-редко, но забирались под тёплую одежду зябко кутающихся людей, выбивая из них вместе с ветром остатки тепла и бранные ругательства.

Но, никакой стылый ветер, никакие неудобства, никакой снег, так и норовящий забиться за шиворот, не могли оторвать бригаду ремонтников от отдыха, буквально чудесным провидением упавшего на уставших людей.

Небольшой костёр, разведённый в старой бочке из аккуратно отобранных в ближайшей куче деревянных обломков, проверенных на вложенную магию и остаточные зачарования, грел слабо. Но грел. А ещё освещал осунувшиеся мрачные лица, рождая в уставших душах тепло, покой, уют и надежду. И грея старый, закопчённый чайник.

— Семёныч! — окликнул крепкого кряжистого мужика, сидящего чуть в стороне и одетого в чуть более добротный ватник, чем вся остальная бригада, самый молодой работяга, — долго нам ещё так сидеть?

— А ты, Гвоздь, уже передохнул, значит? — не поворачивая головы к интересующемуся, глубоким басом, медленно, с лёгкой угрозой в голосе ответил Семёныч, — тогда живо зады оторвали и пошли разгребать битый кирпич и готовить площадку для завтрашнего!

На грозную тираду никто из оставшихся работяг никак не отреагировал. Только молодой, озвучивший свой вопрос.

— Семёныч, я же ни-ни! Сил уже нет, какой день не разгибаемся с утра и до ночи! Каждая минута отдыха на вес золота! Вот тебя, как бригадира и спросил, сколько нам его насыпало? А ты сразу зады рвать гонишь!

— Есть силы болтать, значит, не так и устал! — отрезал Семёныч.

В полуразрушенном здании на короткое время воцарилась тишина. Но она продержалась от силы пару минут.

— Тьфу, молотком по шляпке! — привычно ругнулся Гвоздь, — Ща, вот честное слово, встану и пойду лопатой махать, только не томи душу, Семёныч, обскажи, как знаешь, кого сидим, чего ждём?