Вопрос и многоточие, или Голос - страница 20

«Это правда мне? Я никогда не носила такой красивой кофты. Наши бабы от зависти посохнут! Мое ты дитя, наверно, все свои грошики выкинул? Не надо было покупать такой дорогой подарок. Самому нужна копейка на все. Но спасибо, сынок, спасибо…» — Голос пересказал тот давнишний эпизод из жизни Антона.

Антон помнил тот день. Начиналась ранняя весна. На улице, вдоль дороги, у заборов и вдоль лужка около леса еще лежали сугробы снега. Потемневшего и ноздреватого. Но в колеях и протоптанных стежках неторопливо бежали ручьи талой воды. Прилетели первые непоседливые скворцы и осматривали свои домики в садах. Воробьи плескались в лужицах холодной воды и тотчас выскакивали на солнце, топыря мокрые перышки. Больше стало и трещащих сорок в деревне. Они шныряли по дворам и подбирали недоеденное домашней птицей зерно. Антон как раз в такой день приехал из райцентра, где работал в одной из немногочисленных контор. Получил первую зарплату. Как ему казалось — большие деньги. Купил в универмаге самую дорогую женскую одежду. Не жалея, отдал половину заработка. Ему очень хотелось порадовать мать. Пускай и таким простым способом.

Когда шел от автобусной остановки в свою лесную деревню, а это семь километров разбитой колдобистой дороги, не переставал думать: а примет ли мать подарок? Недели три назад она очень рассердилась на Антоника из-за Надьки. Пригрозила не знаться с ним, если не прекратит встречаться с шалопутной гуленой.

«Ее таскают по заугольям все кому не лень. Никому не отказывает, а он любовь с ней крутит. Головы нет на плечах. Надумайся еще жениться на ней! Она тебе каждый год в подоле оглоедов приносить будет. Более слабой на передок девки в нашей деревне еще не было. Бросай, перестань шлындать вечерами с распутницей! Найдешь еще свое. В начале жизни стоишь…»

Антоник в тот вечер очень обиделся на мать. Она ничего не понимала. Не хотела допустить даже мысли, что он в самом деле любит Надьку. Она была у него первой женщиной. Благодаря Надьке он узнал наслаждение, мужское удовлетворение. Так сказать, стал мужчиной.

«Еще не будет у тебя отбоя от Надек, Катек да Верок…» — Звучали в ушах слова матери, когда он, схватив сумку, выскочил из хаты и пешком пошагал в райцентр, хотя приехал домой на все выходные. Вечерний автобус уже ушел, и парень отмахал двадцать четыре километра на своих двоих. Добрался до хозяйки, у которой снимал комнатку, поздним вечером, мокрый, обиженный и с раненым сердцем. Долгая и однообразная дорога немного приглушила, сгладила обиду на мать и ее несправедливые, как казалось, слова. Но полностью не выветрилась, не исчезла. Саднила, как натертая мозоль, душа. Хотелось справедливости. Антонику слова матери казались злым наговором. Он и сам хорошо знал Надькину легкость в поведении и доступность. Наслушался от деревенских хлопцев много. Но ведь Антоник не собирался жениться на ней. Он просто хотел ее каждый день. Ну — погулять, натешиться… А мать сразу — жениться, в подоле… Она не понимала, что и у него есть желания. Что он уже не маленький мальчик, а парень, которому хочется любви и всего того, что с этим словом связано…

Через несколько дней ссора с матерью показалась глупостью и никчемным недоразумением. А через пару недель и вовсе смешной забавной шуткой. Однако едва заметная трещинка между ними еще оставалась. Поэтому Антоник побаивался, что мать не примет его подарок.

Каким же красивым, солнечным и счастливым был тот день ранней весны! Береста лесных березок, стоявших островком перед лугом, побелела, а ветки приобрели насыщенный бурый цвет. Мать веселая и довольная, а он, Антоник, поняв ее правоту, больше не пошел к Надьке. Девица и без него не скучала. Хорошие вести быстро разлетаются по окрестностям. Вот и про Надьку знали похотливые хлопцы и мужчины не только из их деревни, а и из соседних, ближних и дальних. Поскольку понимание счастья у каждого свое…

Последний раз Антон видел Надьку на похоронах матери. Ему было не до толстой, как дежа, и щербатой, как поломанный частокол, женщины. Но удивило иное: Надька теперь была в деревне в роли знающей все церковные каноны матушки. Она обмывала, отпевала и хоронила. У нее спрашивали, как сделать, что положить в гроб и какую молитву прочитать над покойным. Она стала незаменимым в деревне человеком. Своей в каждой хате, где еще трепетала жизнь или где она, по всем правилам природы, угасала. Антон перебросился с Надькой несколькими незначительными фразами. Любое слово казалось лишним и ненужным, пустым перед спокойным и просветленным лицом матери, которая уходила в вечность, скрестив утомленные руки на измученной болезнью груди.