Ворчание ездового пса - страница 9

А я – хороший? Это я для себя хороший, а пиплу подавай иронию, юмор, смехуёчки, детективы, прыгалки–стрелялки, гламур, фэнтези – короче, отдых от проблем жизни. А я, такой хороший, пихаю им тревоги, страхи и разочарования.

Что ж: мне выпало писать в такое вот безвременье. Может, потом, со временем, признают меня.

А что – хочется славы при жизни?

Нет, скорее – признания, и я успокоюсь. Мне важно, чтобы имя мое утвердилось.

А редактору важно прокормить семью, это его бизнес.

А читатели хором поют мне: «читается на одном дыхании!»

Но это не все читатели, а только тот самый, узкий круг, в котором мое имя раскручено, – моя аудитория. Хотя, попади моя книга в читательские руки за пределами круга – он только расширится.

Редакторы, оказывается, заинтересованы в самопиаре автора, и, предлагая им книгу, необходимо кратко и ясно дать им это понять.

Залез на сайт, где выложил свои произведения. Кто меня почитывает там? Одно молодое еврейство. Они же там и пишут, о своем: израильском, эмигрантском, арбатском, чуждом для меня. И я им чужд: рецензий на мои опусы нет.

Вчера спорили с Надей насчет моего презрения к паксам. Она, такой же пакс, справедливо возмущается моей кастовостью. Я попытался объяснить Наде, за что не люблю современного пассажира: за то, что он в массе своей – быдло. Раньше пассажир был нормальный человек, в полете не пил (а летали десятки миллионов!), значит, доверял мне. А сейчас мало того что нажирается каждый третий, так ещё и в спину пинают ямщика. Быдло и есть. Быдло нынче при деньгах, оттеснило нормальных людей и прет массой.

А разговор пошел от требования редакции уделить больше внимания переживаниям пассажиров. Да я не знаю, какие они, эти переживания. Я только могу предполагать. Те же, кто пишет о переживаниях пакса, – сами паксы. А я – Капитан. Я всю жизнь о них заботился, а в старости получаю плевки. И не хочу я вникать в их страхи. Зато я могу им всем показать страх пилота, о котором они только догадываются. И так написать могу я один. Нечего стесняться.

Те сомнения, что мне в свое время открывали знающие люди, – выкладывать или нет свои опусы в интернет, – теперь рассеялись как дым. Я сделал очередной самостоятельный верный шаг – и не прогадал. Не прошло и четырех лет, вернее, аккурат четыре года, как я в интернете, – а сколько это повлекло событий!

Скучная жизнь пенсионера… Ага.

За бортом моросит, и не хочется идти на почту за пенсией. Я все‑таки убежденный домосед. Сижу, цепляюсь за мемуары, правлю главу. Можно уже и Наде показать. А спешить – вообще никуда не надо. Не жизнь, а каторга.

Прочитал вот статью Горького «Как я учился писать». Все‑таки, великий человек, талантливейший самородок, выдающийся ум. Если отбросить идеологию, то много можно почерпнуть в ремесле. Он умел найти и выделить главное во всем. Очень наблюдательный.

Вечером всучил Наде три главы новых мемуаров. Приняла в штыки: вот – оскорбил защитников природы; вот – много пафоса, прилагательных; это будет неинтересно, экшена мало.

Ничего, я исправлю. Главное, чтобы она участвовала. Она создает необходимое сопротивление материала. И как ей ни неприятно вообще мое занятие литературой, я её к этому все равно приучу.

Открыл «Мемуар»: да, по стилю новые главы невыгодно отличаются от всего текста излишним пафосом. Надо переработать стиль и влить в общую струю. И поменьше политики. Я должен быть нейтрален и иронично–доброжелателен.

20 минут подремал под телевизор. Это становится привычным и пугает: что – неужели старость подошла? Так‑то ночью я сплю как ребенок, с 22 до 6 утра. Обычно все‑таки давит физическая усталость, и организм просит отдыха и покоя.

Много ли я работаю физически? Ну, сейчас‑то достаточно. В гараже по лестнице вверх–вниз… со стонами, с прислушиванием к каждому суставу, со все больше заметной неуклюжестью. Тяжелый сварочник, 60 кг, беру на пуп, только хорошо размявшись, хоть и с заметной трудностью, но ещё уверенно. Но, думаю, это ненадолго. После 65 я как раз войду в стереотип своих лет. Жизнь не обманешь. Позвоночник – вот лучший возрастной показатель.