Воробьевы горы - страница 9
– Денег не взял, сказал, после смерти моей даром отпущу! – И Лев Алексеевич решительным жестом придвинул тарелку. – Так ты думаешь, на этом мои мучения окончились? Если бы так! Алексей запил, в клубе на него жалуются… И за что господь дал нам такую обузу! Печемся о крепостных, маемся с ними, а благодарности не жди!
Шушка никогда раньше не видел дядюшку в таком раздраженном состоянии и не понимал, почему тот сердится. Ну и отпустил бы себе Алексея на волю. Разве тот и вольный не стал бы готовить ему вкусные кушанья?
Он даже хотел сказать об этом Льву Алексеевичу, но в это время слуга внес на подносе горячий шоколад в тоненьких дымящихся чашечках.
И разом все заговорили о другом.
3
Завтрак близился к концу, когда вдруг за окнами заливисто прозвенел колокольчик и тут же, словно захлебнувшись, смолк – лошади свернули во двор. Луиза Ивановна вопросительно взглянула на Ивана Алексеевича.
– Не по-городскому звонят, из деревни гости, – откашлявшись, сказал Иван Алексеевич.
В комнате появился бесшумный лакей и, остановившись на почтительном расстоянии, доложил Ивану Алексеевичу, что приехала корчевская барыня Наталья Петровна.
– И барышня с ними, – добавил он, метнув лукавый взгляд на Шушку.
«Таня!»
Такого подарка не мог придумать даже Кало. С трудом удерживаясь, чтобы не выскочить из-за стола, Шушка вертел в руках салфетку, умоляюще поглядывая то на отца, то на мать. Но Иван Алексеевич молчал, щурясь на солнечные пятна, разбросанные по полу, и негромко, словно нехотя, произнес:
– Иди встречай гостей!
Шушка мчался по комнатам. Вот наконец полутемная передняя. Вокруг Тани хлопотали Вера Артамоновна и мадам Прево. Они раскутывали ее, снимали пушистые деревенские валенки, приглаживали растрепавшиеся под платками золотистые волосы.
Выросла-то как, голубушка… А красавица, вся в матушку, – прослезившись от радости, приговаривала Вера Артамоновна.
Шушка бежал, раскинув руки, с разбегу налетел на девочку, крепко обнял ее и стал прижиматься губами, носом, лбом к ее холодной, шершавой щеке. Потом выпустил из объятий, отступил на шаг: и правда, выросла-то как! Захочет ли она теперь играть с ним?
– Танхен болела у нас, – говорила Наталья Петровна, обнимая Луизу Ивановну и поправляя рукой темные вьющиеся волосы. – Вот и вытянулась…
Таня и впрямь похудела и побледнела. Глаза увеличились, ноги стали длинные, плечи по-мальчишески угловатые. Подпрыгнув, она положила руки на плечи Шушке и весело покружила по темной передней.
– Ко мне, ко мне, – приговаривала Луиза Ивановна, радуясь приезду неожиданной гостьи.
– Мы к вам ненадолго, – сказала Наталья Петровна. – Танечку к вам, а сама у княгини Марии Алексеевны остановлюсь.
Они прошли на половину Луизы Ивановны, где для приезжих срочно готовили комнату, застилали чистое белье, взбивали подушки, вносили корзины и корзиночки, баулы и саквояжи.
Шушка смотрел на всю эту суету и не верил своему счастью: кончилось одиночество!
4
Наталья Петровна Кучина приходилась племянницей Луизе Ивановне. Но по возрасту они больше походили на сестер. В нелегкие времена свела их судьба, а дружба, завязавшаяся в дни невзгод, куда прочнее праздничного знакомства.
Шел трудный 1812 год. Наполеон захватил Россию, горела Москва. Луиза Ивановна с новорожденным Шушкой приехала в имение Новоселье, Тверской губернии, Корчевского уезда, принадлежавшее Петру Алексеевичу Яковлеву, брату Ивана Алексеевича и отцу Натальи Петровны. Наталья Петровна с готовностью отдала Шушке оставшееся после Тани приданое, и не беда, что на рубашечках, чепчиках, капотцах были розовые ленты и даже коляска была розовая – Шушку это ничуть не смущало; обряженный в девчоночьи наряды, он чувствовал себя превосходно. Наталья Петровна и Луизе Ивановне щедро дарила свои платья, благо роста они были одинакового.
А четырехлетней Тане все это не нравилось. Она ревновала мать к нежданным гостям. Однажды, пробравшись в комнату, где Шушка спал, раскинувшись поперек высокой кровати, Таня схватила его за ногу и хотела сдернуть на пол, но в этот момент в комнату вошла Луиза Ивановна. Ее испуганный возглас остановил девочку.