Восемнадцатилетний капитан - страница 8

Детлев фон Шенк был вне себя от ярости и конфуза, причиненного ему Штертебекером, назвавшим его при всех сенаторах ростовщиком. Бегство его из ратуши, наполненной полицейскими, и прыжок из окна казались ему невозможными без помощи нечистой силы и колдовства. Он сейчас же вспомнил, что подозрительный магистр Зигбольд состоял учителем Винсфельда и решил отомстить последнему. Он расставил по всему городу своих людей, чтобы призвать их на помощь, когда и где ему нужно будет и послал отряд к дому магистра.

Его коварный замысел потерпел фиаско. Как раз в ту минуту, когда он приблизился к дому магистра, он заметил вышедшего оттуда Клауса. Он сейчас пошел следом за ним, чтобы узнать, куда его враг направляется, и поставить ему потом ловушку. Юнкер ничего не подозревал и спокойно шагал к предместью.

На отвратительном лице коварного сенатора появилась сатанинская улыбка.

— Погоди! — шипел он, сжимая кулаки. — Теперь я знаю, где ты прячешься, старая ведьма укрывает тебя. Однако дни твои уже сочтены, глупый мальчишка, твои и старой ведьмы. Ведьма? Это удачное слово. Благодарю сатане за то, что он меня надоумил. Нет ничего проще, как указать на старую женщину как на ведьму. Кто это осмелится потом обвинить сенатора фон Шенка, самого богатого человека в Гамбурге, во лжи и ложной присяге? А потом пытки уже заставят ее признать хоть самого дьявола.

С демонической улыбкой на устах темная фигура шпиона исчезла в ночной темноте, когда Клаус вошел в дом матери.

Через десять минут все окрестные дома и дворы были наполнены сотнями полицейских и солдат, долженствовавших неожиданно напасть на Клауса.

Клаус был так расстроен последним прощанием с матерью, что ни о чем не думал, в особенности о какой-нибудь ловушке, могущей быть расставленной на улице.

Как только он вышел на улицу с Плуто, собака почуяла засаду и громко залаяла. Но уже было поздно. Полицейские уже бросились со всех сторон к юнкеру. Боясь его атлетической силы, они взяли, по приказанию фон Шенка, большой мешок, который они должны были набросить ему на голову.

Чтобы сделать еще более опасным это оружие хитрости и коварства, они взяли не простой мешок, а из-под перца, чтобы не только закрыть ему глаза, но и причинить боль и страдания.

Плуто бросалась как безумная на полицейских и солдат и некоторым из них причинила значительные раны. Но она не могла противостоять против такого многочисленного вооруженного противника, и полученные ей раны заставили ее отступить. Теперь Штертебекер окончательно очутился в руках своих врагов.

— Вот так, мой милый, — издевался фон Шенк над пленником, когда солдаты хорошо связали его. — Теперь ты уже не уйдешь от нас. Будь уверен, что ты уже сгниешь в тюрьме.

Штертебекер не удостоил его ответом. Он спокойно дал увести себя, чтобы ждать потом удобной минуты, когда можно будет вернуть себе свободу. Он не допустил даже мысли, что негодяи в своей ярости могут обратить свои преследования и на седую, ни в чем неповинную мать.

Как только увели юнкера, Шенк приказал арестовать госпожу фон Винсфельд. Обвинения в колдунстве и укрывательстве бунтовщика вполне достаточно, чтобы возбудить против нее преследование.

А Клаус лежал в темнице, скованный тяжелыми кандалами, на большой цепи, прибитой к стене. Он носил на себя столько железа, что никто другой не выдержал бы этой тяжести.

Но Клаус обладал громадной силой и стальными мускулами, так что он почти не чувствовал колоссальную тяжесть. Что Совет думает сделать с ним, он не знал. Он еще не знал всю подлость человеческой натуры, не знал, что люди могут быть более жестокими, чем звери. Он был уверен, что правда скоро выяснится и обвинения свергнуты. Поэтому он совсем не пытался освободиться силой.

Так прошли два дня мрачной неизвестности, во время которых он питался только хлебом и водой. С громадным нетерпением он дожидался минуты освобождения, когда он сумеет отомстить за свой позор.

Сенатор фон Шенк сидел в своем кабинете, в кресле, погруженный в мрачные размышления. Голова его была полна забот, хотя Штертебекер валялся уже в темнице, скованный кандалами.