Восхождение - страница 60

С большим и тяжелым портфелем подошел Владимир Алексеевич. Мы все бросились к нему с вопросами – ну, как, выгнали наконец из партии или нет.

«Да нет, – последовал ответ писателя, – оставили в рядах».

Я чувствовал себя совсем плохо, и мы с женой ушли домой, а вся небольшая компания пошла с ним в Дом литераторов отметить «незыблемость» партийных рядов, так как в портфеле было достаточное количество нераспечатанных бутылок коньяка.

Последняя ягода

Сейчас на дворе осень. Отгремели трескучие фанфары 850-летия Москвы. Приехал в деревню, живу один в доме, наслаждаюсь тишиной. Все дачники разъехались, остались редкие жители, да те, кто не успел собрать урожай на своих участках. Заканчиваю свои записки о Владимире Алексеевиче.

Идет дождь, но на улице тепло.

Время от времени выхожу из дома и подхожу к разросшимся в саду деревьям терновника и выбираю ягоду помягче и покрупнее. Мне нравится их вкус. К тому же знаю, читал об этом, что Владимиру Алексеевичу тоже нравился терпкий вкус ягод терновника, и каждый раз, когда я срываю очередную, вспоминаю его, рано все же ушедшего от нас писателя с нерастраченным до конца талантом. Сколько бы еще он мог сказать… Но… Льются теплые капли дождя на зеленые еще листья терновника, не смывая сизо-голубого налета с ягод.

Это здесь, а там в Алепино, а оно неподалеку от нас, всего-то верстах в двадцати, под таким же дождем на заросшем уютном деревенском кладбище, над обрывом реки, под высокой сосной в кругу своих близких родственников и друзей, рядом с могилой деда, нашел свое вечное упокоение замечательный русский писатель Владимир Алексеевич Солоухин.

«Бодро, хорошо идти по земле ранним утром. Воздух, еще не ставший знойным, приятно освежает гортань и грудь. Солнце, еще не вошедшее в силу, греет бережно и ласково. Под косыми лучами утреннего света все кажется рельефнее, выпуклее, ярче: и мостик через канаву, и деревья, подножия которых еще затоплены тенью, а верхушки поблескивают, румяные и яркие».

Кто из нас, пройдя вослед за этими строчками утренними «Владимирскими проселками», не был очарован красотой родной земли! Кого не пьянили такие знакомые, но словно впервые почувствованные запахи ее деревьев, цветов и трав! В чьих душах не остался навсегда серебряный лучик, отраженный бриллиантовой «Каплей росы» на кусте кипрея!..

Автор этих знаменитых лирических повестей Владимир Солоухин сразу по их появлении навсегда завоевал нашу благодарную любовь. А ведь потом были еще и нашумевшие «Письма из Русского музея», руганые-переруганые «Черные доски», услада грибников и всех, как теперь бы сказали, «зеленых», – «Третья охота» и «Трава»… И до сих пор не выветрился со страниц его книг запах «Каравая заварного хлеба» и «Моченых яблок».

Все это и еще многое другое, вышедшее из-под пера Солоухина, явило нам писателя национального, продолжающего лучшие традиции русской поэтической прозы в уникальном сплаве с яростной публицистикой, когда «теленок бодается с дубом»…

Я познакомился с Владимиром Алексеевичем в ту пору, когда были читаны-перечитаны все его книги. Случилось это на тверской земле, куда знаменитый писатель проторил надежную, не зарастающую тропу. А именно – в достославное Карачарово, что на Волге у Конакова, в бывшее имение известного русского живописца и рисовальщика Григория Григорьевича Гагарина.

Места эти давным-давно облюбовал другой известный русский писатель, завзятый путешественник и землепроходец, мудрец и сказочник Иван Сергеевич Соколов-Микитов. Он крепко дружил с Твардовским, и Александр Трифонович наезжал сюда на денек-другой погостить, порыбачить, побеседовать, отдохнуть от московской суеты и журнальных инквизиций.

Солоухину в Карачарове работалось хорошо и споро. Здесь и «Травы» его росли быстрее, чем в городе, и «Третья охота» была удачнее, ибо грибы – вот они, за окошком. Правда, порой докучали поклонники, прослышавшие о его приезде на Волгу, зазывали в Калинин – выступать в библиотеке, встретиться с учителями…

Один из таких авторских его вечеров довелось вести мне, поскольку других желающих не нашлось: местное начальство косо смотрело на «опального» писателя, который прочно слыл явным монархистом и скрытым антисоветчиком.