Восхождение богов (СИ) - страница 15

. Тогда ты, староста Арк, приказал прочесать берег и бить любую тварь, что попадется на глаза. Стало быть, тебе было известно, что ше́лки нападают только на виновных. Интересно, ты изнасиловал Политу? Нет, – протянул Никлос, ухмыляясь. – Куда тебе, ты свой член за таким животом не разглядишь, да и стар для молодецких утех. А вот сынок, которого порвали прошлой ночью – вполне.

– Ваше Величество! Да она сама под него легла, а потом корчила невесть что из себя! – заканючил трусливо Арк, как в подношении, держа руки и качаясь из стороны в сторону.

Взлетели тревожными птицами голоса кругом. История стара как мир – власть любит калечить слабых и не чувствует за собой вины.

Король продолжает улыбаться. Он тянется за Селестой, и девушка усаживается у него в ногах, кладя голову на колени и подставляя лоб под горячую ладонь. Многие с неодобрением смотрят на них. Многие хмурятся, видя, как изменилась белокрылая драконица. Больше не суетится вокруг детей-сирот, не ездит в больницу, не изучает медицину, да и ариуса давно не было видно… Что же стало с их прелестной будущей королевой?

– За укрывательство сына-преступника будешь наказан, староста Арк, – тягуче молвит Никлос, наклоняясь и целуя возлюбленную в висок. – Тебя повесят на рассвете. Деревню восстановят. Пусть выжившим послужит уроком история твоя. А остальным наука – ше́лки не трогают невиновных. Только тех, кто посмел обидеть беззащитных.

Правитель назидательно наставил палец на аристократов, и те послушно потупили глаза. Строг был их король. Даже жесток. И особо слушал своего нового помощника – некоего Ктуула Первого. Личность, завернутую в темный плащ с капюшоном, говорившую безличным голосом и двигающуюся так, будто вовсе тела не имеет: как призрак, плавая над поверхностью. Стоишь себе, разговариваешь, а он подплывет – и вздрогнешь от холода, идущего из-под одежды. Коснется тонкой рукой – будто мертвец пометил, до смерти жутко!

– Оставьте нас, – приказал Никлос, заканчивая с очередным прошением. Всего лишь пара слов, а аристократов как ветром сдуло – никто не желал попасться на королевские глаза.

Покинули зал и близкие друзья короны, только Селеста осталась, да из угла выполз Ктуул, вставая напротив бесстрастного короля. Как только закрылись двери, по залу пронесся колючий воздух, отсекая помещение от внешнего мира. Ни звука отсюда не донесется до наружных комнат – и никто не услышит, что творится внутри.

Драконица поднялась и потянулась, как кошка, разминая косточки и вместе с тем меняя обличие. Фиалковые волосы под солнечным светом заблестели, как водопадные струи, а огромные глаза окрасились расплавленным золотом. Она вплотную подошла к недвижимому Ктуулу и обняла его.

– Ох, дорогой брат, зачем играешь в эти игры? – нараспев спрашивает она, отпуская его.

Вечный скидывает капюшон и садится прямо в застывшего Никлоса, черты которого рассеиваются, как дым, уступая место истинному обличию искусного иллюзиониста.

Ктуул, как и Туула, через золото смотрел на мир, как и она, обладал худощавой, вытянутой фигурой с тонкими пальцами. Его волосы, темнее, чем у сестры, но такие же длинные и шелковистые, цветом скорее напоминали платину, чем фиалковое серебро. Во лбу держался выплавленный алмаз, сверкающий гранями, когда на них попадали прямые солнечные лучи. Под черной хламидой скрывался приятный светло-серый костюм. И только кольцо осталось на пальце, с кроваво-красным камнем посередине, к которому задумчиво обращался старый бог.

– Это королевство дорого ему, милая Тули. Если уничтожу драконов – он никогда не присоединится ко мне.

Носик девушки вздернулся, и она обхватила себя за плечи.

– Несмотря ни на что, ты мечтаешь о нем. Веришь, что на этот раз все получится. А ведь когда-то тебе было достаточно только меня.

Ктуул поднял глаза на сестру, безучастно разглядывающую покрытые сетью тонких морщин руки. Он поднялся с места, проходя в центр зала, вставая на перекрестье солнечных лучей и зажмуриваясь, задирая острый подбородок.

– В те времена с тобой было весело.

– И тогда, и сейчас тебе нравится ломать интересные