Восхождение на театральный Олимп - страница 19

Владимир Андреевич Маланкин встретил Михаила доброй улыбкой: «Ну, Михаил, пакуйте свой чемоданчик. Вас Георгий Александрович Товстоногов ждет у себя 20 декабря». Михаил был просто «пригвожден» к полу этим известием. Владимир Андреевич пристально смотрел на Михаила и по-актерски «держал паузу», как это он здорово делал на сцене Русского драматического театра имени М. Горького в Минске после окончания Белорусского театрально-художественного института у народного артиста БССР Д. А. Орлова. Потом он закончил Государственный институт искусств в Москве у народного артиста СССР А. А. Попова по специальности режиссер драматического театра, был главным режиссером ведущих театров Риги и Минска, одновременно преподавал в Театрально-художественном институте. Михаил вспомнил, как однажды этот талантливый педагог, заслуженный деятель искусств Беларуси на занятиях говорил: «Вы думаете, что пауза на сцене — это тишина, остановка в тексте? Да она бывает громче любых слов! Актер раскрывается именно в паузах. В этом его способность доносить до зрителя изнанку своего образа. Умением держать паузу определяется наивысший профессионализм актера». Но Михаилу показалось, что пауза у заведующего кафедрой актерского мастерства и режиссуры несколько затянулась. Он, затаив дыхание, ждал. А Владимир Андреевич просто вручил письмо на имя директора БДТ Л. Н. Нарицына и сказал: «Ваша производственная практика продлится минимум полгода. Объясните семье, что вам придется работать над спектаклем в качестве второго режиссера».

Мила прочитала письмо и даже растерялась.

— Да разве такое может быть, чтобы студент четвертого курса ставил спектакль вместе с признанным мэтром советской театральной сцены?.. Нет, надо ехать, чего тут сомневаться.

Мила чувствовала, что Миша на распутье. С одной стороны, он давно мечтал увидеть работы Георгия Александровича и даже собирался очередные каникулы провести в Ленинграде. Часто педагоги на занятиях цитировали высказывания Товстоногова, ссылались на его замыслы спектаклей по литературным источникам, ставили в пример его классические мизансцены и его виртуозное умение работать и ладить с актерами, поэтому в юной творческой душе просто засвербело. Михаилу очень захотелось все это, как говорится, «пощупать своими руками». У него с детства была неистребимая жажда познания, а сейчас появился настоящий профессиональный голод, который необходимо было утолить. Конечно, это свойственно только одаренным и постоянно ищущим людям. Вот почему было бы грешно ставить барьер счастливому случаю — поработать со своим кумиром и пройти начинающему режиссеру школу мудрого театрального аксакала. А с другой стороны — ему не хотелось на такой срок оставлять семью. Пришлось Миле Мишу успокоить, дескать — справится, да и бабушка, Марина Ивановна, поможет, а уж потом с улыбкой напомнила, что именно так было заведено с древнейших времен: муж — глава, воин и добытчик, а жена — хранительница домашнего очага и всегда — за мужем. Правда, творческому человеку, да еще характерной актрисе, нелегко смириться с ролью «второго плана», но этот тяжкий женский крест она добровольно согласилась нести до конца своей жизни, потому что хорошо знала режиссерский кочевой образ жизни. Режиссеры, как и армейские офицеры, вечно сидят на собранных чемоданах и по первому зову готовы мчаться в любую Тмутаракань, где востребован их творческий потенциал.

С Георгием Александровичем они сразу поладили. Миша Ковальчик с первых же дней подтвердил свои серьезные режиссерские намерения. Он каждый день приходил в театр раньше других, участвовал в самом зарождении нового спектакля, видел все репетиции за спиной главного режиссера, делал подробные записи указаний и предложений постановщика, а рядом помечал свое особое мнение, чтобы потом озвучить его по ходу будущей сценической «застройки». Товстоногову такой творческий подход молодого белорусского дарования нравился. И он часто его внимательно слушал: с чем-то соглашался, с чем-то спорил, что-то с ходу отвергал. Для Михаила эта «театральная глыба» была всегда доступна. На вопрос мог отвечать подробно и увлеченно, пока секретарь не напомнит, что у него запланирована еще одна встреча. Георгию Александровичу было приятно, что рядом не по годам мыслящий и неравнодушный единомышленник, с которым всегда можно обсудить и сверить все свои режиссерские замыслы и задумки, поспорить и посоветоваться. Вечером практикант всегда смотрел спектакли, а ночью записывал в толстой тетрадке свои впечатления об интересных мизансценах, игре актеров и их костюмах, оформлении сцены, музыкальном сопровождении. Но главное, ему важно было понять, как в сценические рамки вписывается литературный материал. Чтобы это сопоставить, Михаил прочитал в оригинале некоторые драматургические исходники. Казалось, о театре он уже знал все. И когда ему Георгий Александрович предложил подежурить на спектакле, согласился, хотя и не представлял, в каком щекотливом положении он мог оказаться.