Восковые фигуры - страница 27

Среди пестрого хаоса сновидений в нашей памяти остается порой нечто такое, что заставляет запомнить, задуматься. Это сны вещие, пророческие. Когда разум спит и присущая ему способность все упорядочить, загнать в тесные рамки слов и понятий растворяется без остатка, наше подсознание — это хранилище прожитой жизни, опыта множества поколений — являет свои сокровища. О чем говорят смутные образы снов, фантастические картины и лица, которых мы никогда не видели? Что означают полеты во сне, сладостные видения любви? И почему порой назойливо повторяется одно и то же? В суматохе повседневности человек мало задумывается над тем, о чем беззвучными губами шепчут ему сновидения. Просыпаясь, мы спешим поскорее окунуться в мир привычный, реальный.

Пискунов, напротив, любил подолгу, если была возможность, вдумываться и всматриваться в увиденное во сне: многие идеи являлись ему по ночам, в полудреме, удивляя своим совершенством и законченностью. Он был человек мирный по натуре, однако сны, что ему снились, имели привкус чаще всего агрессивный. Он все время с кем-то сражался, от кого-то прятался, стрелял и убивал, кричал, что отомстит негодяям, дай только срок, и упивался во сне жестокими, сладостными картинами этой мести. Кому, за что? Дальше была пустота.

Он не помнил, как, пьяный, покинул ресторан, как добрался до дому. Словно перепрыгнул через время и сразу с головой погрузился в стихию кошмара, черную и липкую, как деготь.

Утомительно продолжалась игра. Шахматные фигуры, устрашающе огромные, безликие, теснились, складывались в комбинации, двигались предначертанными путями, и Пискунов, задыхаясь от тесноты своей клетки на доске, с ужасом сознавал, что пощады ему не будет, что он всего лишь пешка и обречен быть съеденным, если таким будет замысел игрока. И вот он сам съел двинувшуюся навстречу пешку противника, а вслед за тем по вертикальной дорожке на него стремительно обрушилась ладья… И тогда он крикнул, раздирая горло от нечеловеческих усилий: «Нет-нет!» Но рука с равнодушным спокойствием, не слыша, взяла его и поставила за пределами доски рядом с другими, съеденными…

Черный король сказал голосом Алексея Гавриловича:

— Что значит «нет-нет»? Вы шахматная фигура и обязаны соблюдать правила игры! Не хочется быть пешкой? Готовы посодействовать. Но вы обещайте… так сказать, встречно! — И он крутанулся вокруг своей оси, то ли просто так, то ли намекая, что догадка насчет Алексея Гавриловича не лишена оснований.

— Я готов, приказывайте! — страстно шептал во сне Пискунов и подхалимски ломался в пояснице. — На все готов! Вижу вон, пообсыпались вы, красочка пооблупилась… Могу подправить, подлакировать. Чтобы — в белый цвет, боюсь, таланта не хватит…

— Ах, что вы, что вы! — великодушно снисходил король и простирал сверху царственную длань. — Косметика, в общем-то, пустяки, но буду весьма признателен… если… У меня на вас особые виды, признаться.

— Говорите-говорите! — Пискунов кланялся и приседал в реверансах. — Все, что в моих силах… Тайный замысел? Смертельный риск?

— Именно! Тщеславен я, голубчик! Хочу, чтобы в своем романе… Меня, персонально… Впрочем, о деталях потом… Мы ведь теперь никогда… Навеки вместе! — И он заключил Пискунова в объятия, сдавил, не отпускал, остановилось дыханье…

Миша открыл глаза — сердце бешено колотилось. Еще клубились образы кошмарного сна, и сквозь их завесу реальность едва проступала, но одно ощущение было явным: в комнате кто-то есть. Он рванулся, чтобы спрятаться, спастись — Валентина его тормошила.

— Миша, Миша, да проснись же!

— Я что, я опять? — Он силился понять, кто его зовет.

— У тебя лицо… чужое! — Валентина стучала зубами. Вскочила, побежала за зеркалом, громыхая, покатилась кастрюля.

Пискунов смутно прорисовался во мраке зеркала. Ну и портрет! Вдруг сосредоточился на глазах: один был неподвижный, стеклянный, другой голубой, по-идиотски веселый… неловко выронил зеркало, оно упало плашмя и разбилось. Валентина заплакала, говоря, что это дурная примета, кто-нибудь умрет или заболеет. Чепуха какая-то! Пошатываясь, он пошел к умывальнику, долго держал голову под холодной водой. Когда вернулся, весь мокрый, Валя все еще всхлипывала по-детски, шмыгала носом. Так и не оделась, сидела голая, зябко опустив плечи и подергиваясь от рыданий. Миша обнял ее, косясь в темноту.