Восковые фигуры - страница 31

Тем временем аппетитным душком потянуло, уха закипала. Вася шуровал палкой в кострище. С лица его, заросшего рыжеватым пушком, не сходило выражение придурковато-восторженное, как у молодого, веселого щенка. Его отличительной особенностью был огромный, поистине королевских размеров нос, то, что в просторечье называют паяльником. Страдая из-за этого уродства, Василий был застенчив и с прекрасным полом общался лишь мысленно, в мечтах, а также с помощью полевого бинокля, с которым никогда не расставался. Понятно, бинокль был при нем и теперь в качестве предмета первой необходимости.

Но вот юноша разогнулся, сладко хрустя суставами и вдруг остолбенел. Припал к окулярам, залез туда всем своим длинным телом целиком, от носа до пяток. Пробормотал, запинаясь:

— Граждане! Балдеж!.. Пришельцы! — И вдруг заорал, вращая руками, как ветряная мельница: — Да здравствуют пришельцы! Ура! — Прыгал, выделывал ногами неописуемые кренделя.

— Устами младенца глаголет истина, — пробормотал Михаил, весьма озадаченный, прямо-таки сбитый с толку.

Дядя Гриша тоже запрокинул красную рожу в небо, придерживая сползающую лихую шапчонку.

В это время шар косо качнулся, блеснуло, грохнуло — все зажмурились, а когда открыли глаза, курился лишь легкий дымок… Стояли, таращились друг на друга.

— Так, братишки-матросики… Агрессия! — подытожил Григорий, выговаривая букву «г» на украинский манер. Дернул себя за ус. — Слухай мою команду… Вася, сынок, шуруй к нашим, сказки, принимаем удар на себя… — Вызверился на Пискунова: — Ну, что ты лыбишься? Направят какие-нибудь лучи… Или микроорганизмов напустят… — Морщил соломенный лоб. — Хлопцы, а ежели мы их того, сами? Прихлопнем, как тараканов, спасем человечество от инопланетной чумы! Глядишь, еще и ордена дадут!

Не встретив должного понимания, бросился старикан к предназначенным для браконьерства боевым припасам. Вернулся с двумя самодельными гранатами, одну Пискунову протянул.

— Браток, держи! По-пластунски могешь? Пузом по земле? Голову, смотри, голову пригинай, не высовывайся.

За зеленым частоколом кустарника возникло между тем как бы слабое движение — трое рыбаков замерли не дыша. И вдруг на вершине холма, на ярком экране неба возникли три темных силуэта, три былинных богатыря — свет в глаза мешал их рассмотреть как следует. Тут дядя Гриша не стал больше судьбу искушать, бросился ничком на землю, а голову руками закрыл и закричал дурным голосом, будто в его сторону бомба летела. Вася в панике грохнулся рядом, взметнув песчаный бурун. Старый браконьер, однако, быстро справился с минутной слабостью, был он, в об-Щем-то, не робкого десятка. Вот он слышит приближающиеся шаги и принимает решение Действовать в одиночку — хватает гранату, запаливает шнур и замахивается… Прореагировал Пискунов мгновенно. Рванулся вперед, выхватил и накрыл гранату телом, гася в земле по-змеиному Шипящее смертоубийственное устройство… Увидел только заросше. е звериной шерстью лицо Григория и в безмолвном крике ощеренный распахнутый рот… Ни выдернуть шнур, ни погасить было уже нельзя: ради строжайшей экономии этот дефицитный материал резался на самые мелкие кусочки. Лежал, широко раскинув руки. Вот сейчас, сейчас… Отбросил гранату лишь тогда, когда стало ясно: доморощенное орудие борьбы с рыбными запасами оказалось недееспособным, не сработало, попросту говоря, забыли положить взрывчатку. Безобидный кусок металла катился по песчаному склону вниз… Вместо ужасающего грохота и взлетающего в небо ила и водорослей прозвучала музыка женского голоса:

— Герт, посмотри! Это и есть то самое место. Мы перешли из одного времени в другое, а как странно все переменилось! Какое прелестное утро и какая неправдоподобная тишина! И немножко грустно. Так бывает, когда возвращаешься в места далекого детства…

Женщина с любопытством осматривалась. Она казалась совсем юной, но скорее не возрастом, а состоянием души, еще ничем не омраченной; внутри у нее все кипело и бурлило, бессознательная радость жизни заставляла трепетать ее существо, делая бесплодными попытки казаться сдержанной. В чертах лица, в припухлостях губ пряталась веселая насмешливость и лукавство. И в то же время крупные глаза ее с восточным разрезом, темные и блестящие, как ночные озера, когда, чуть щурясь, она устремляла взор на интересующий ее предмет — сама сосредоточенная серьезность, — излучали почти осязаемый свет ума и какую-то таинственную силу — даже короткий взгляд ее трудно было выдержать: он был как удар тока и как магнит, на нее хотелось смотреть и смотреть без конца…