Восковые фигуры - страница 44

Между тем юная красавица благополучно достигла перил и спрыгнула на пол. Вся поза ее еще хранила азартную напряженность рискованного трюка, дыхание было еще порывистым, но вот что странно: сейчас, когда Захаркин увидел лицо незнакомки с близкого расстояния, оно показалось ему совсем не таким, как представлялось в момент их легкомысленного диалога. Там была одна, а здесь другая.

— Вот и все. Путешествие окончено. Здравствуйте, мой прекрасный сосед! Я вижу, вам немного не по себе? Сознайтесь! — Захаркин в ответ лишь оторопело сморгнул. — В сущности тут нет никакой фантастики, да и опасность невелика. Нитка достаточно прочная, и, конечно, немного тренировки. Но пора, наконец, представиться. Меня зовут Уилла. А вас? Да не смотрите на меня, как на чудо, протяните руку и потрогайте, я обыкновенный живой человек.

Захаркин, совершенно сбитый с толку, шагнул вперед, как лунатик. В голове все перепуталось. Его, однако, хватило на то, чтобы выдавить из себя имя и фамилию. Если это не видение, так что же тогда? Но едва лишь пальцы ощутили шелковистую мягкость кожи, влажную теплоту все еще напряженного тела, едва только он понял, что перед ним человек, а не призрак, привидевшийся с перепою, как все стало на свое место. Захаркин вспомнил, кто он такой и что от него требуется. Крепость не нужно было брать штурмом, золотые ворота распахнулись сами собой, и, недолго думая, он ринулся в открытую брешь. Но не тут-то было! Его остановило легкое движение руки — жест, каким преграждают путь расшалившемуся ребенку. Он вдруг понял со всей ясностью: эта женщина недостижима для него, как звезда. И то, что она пришла к нему, ровным счетом ничего не значит. Леня осязал под руками гибкое молодое тело, но оно не давалось, ускользало из рук, словно во сне. Захаркиным овладело злое отчаяние. Все ясно: просто надсмеялась, дурочку из себя строила! А силой взять не мог и попытки своей больше не повторял, слишком велико было между ними расстояние, не физическое, а какое-то другое, преодолеть которое было ему не дано. Уилла между тем с любопытством рассматривала Захаркина. Голову чуть откинула, и волосы _>fчерной волной пролились на обнаженные плечи. Высокий и чистый лоб, тонкий излом бровей, нежный овал лица, в чертах которого читалось спокойное, умное превосходство.

Взгляд ее, один только взгляд вызывал бешеное сердцебиение и муку. Но его спокойная сила обезоруживала и отдаляла. Уилла стояла перед Захаркиным юная и прекрасная, как богиня. Грубое волнение Захаркина, его суетливая страсть, не вызывали у нее ничего, кроме снисходительной доброты, к которой примешивалась некоторая доля чисто женского любопытства. Забастовщик, сотрясаемый дрожью, стучал зубами.

— Захаркин, не суетитесь! — сказала Уилла с мягкой укоризной. — Вы хороший и добрый человек, и я рада, что не ошиблась, избрав для первого знакомства именно вас. Среди людей вашего времени я не знаю еще почти никого, но общее впечатление, хотя оно и успело уже сложиться, нуждается все же в проверке. Поэтому, вы понимаете, мне приходится находить какие-то способы… — Уилла сделала извиняющийся жест. — Только вам следует лучше себя знать и следовать пониманию своих достоинств, а не своих недостатков. Разве любовь начинается так грубо и торопливо? Тот, кто слишком спешит, теряет больше, чем находит.

— Уилла, люблю тебя! — вдруг заныл Захаркин, сотрясаясь, как в ознобе. — Люблю и обожаю! — Тут он рухнул на колени и начал отбивать поклоны, стукаясь лбом о скрипучий паркет. Дерево трещало под мощными ударами, но Захаркин не чувствовал боли: перед ним было существо высшего порядка, и он проникся мистической верой в сверхъестественное — то, что испытывали, должно быть, наши первобытные предки перед своими идолами.

— Богиня, снизойди, уважь! — подвывал забастовщик, делая попытку облобызать босую ногу красавицы и снова стукаясь лбом. Он совсем одурел. Уилла не на шутку встревожилась.

— Захаркин, опомнитесь! — крикнула она повелительно. — Так можно получить сотрясение мозга! Встаньте же наконец, я хочу вам кое-что сообщить.

Едва ли Захаркин ее слышал, ибо все еще находился в состоянии любовного транса и плохо соображал, что ему говорят. Но челобитье, похоже, пошло ему на пользу, в голове сдвинулся какой-то пласт, и оттуда забил мощный поэтический фонтан, ибо Захаркин заговорил вдруг пятистопным ямбом, как Васисуалий Лоханкин.