Восковые фигуры - страница 54
Отвлечься, переключиться на что-нибудь другое! Вспомнил, что с утра ничего не ел, и заглянул в ближайшее кафе. И вот когда он уже воткнул вилку в котлету, намазал кусок хлеба горчицей и отправил было все в рот, внезапная мысль обожгла его: откуда Семкин узнал, что он грохнул об пол основоположника? Значит, все-таки кто-то был при этом? Или старая грымза, сидевшая за столом, затылком видела? Мысли беспорядочно прыгали. Манекен за ним следил. Не смогут доказать… А почему, собственно, не смогут? При современном развитии криминалистики… Посмотрят, какие страницы измяты, снимут отпечатки пальцев… И в это время в дверях возникли двое в милицейской форме. Один из них бросил беглый взгляд на Пискунова и отвернулся, демонстрируя отсутствие интереса, другой сел за столик рядом. Так, взяли в клещи! Внешне ничем себя не выдал. Сделал вид, что уронил ложку и полез за ней под стол. Скатерть была довольно длинная, так что со стороны и не заметишь. Каково же было удивление посетителей пищеблока, когда накрытый стол приподнялся как бы сам по себе и, осторожно обходя препятствия, двинулся к выходу, неся на себе тарелку с недоеденной вермишелью и стакан кофе цвета осеннего неба. Стоит ли говорить, что при виде такого чуда среди бела дня все повскакали со своих мест и, вытаращив глаза, наблюдали за удивительным физическим явлением. Пискунов был уже возле дверей, уже нацелился вынырнуть и сделать бросок вон из кафе, и в эту самую минуту он вдруг ощутил с невероятной силой всю унизительность своего положения, всю нелепость происходящего. Он распрямился в полный рост, отбросив столик, который грохнулся на пол кверху ножками, как бы сдаваясь, вместе с тарелками и стаканом. Вскричал, потрясая руками:
— Никогда! Этого не будет никогда!
Никто так и не понял, что имелось в виду. Когда Пискунова попытались задержать, утихомирить, он оказал отчаянное сопротивление: трещали столики, печально звенела, разбиваясь, общепитовская посуда.
Кто-то куда-то позвонил, и вот уже появились двое дюжих, обмотали рукавами, спеленали, как младенца, и отнесли в машину с красным крестом…
Вернулся, как в свой дом родной. Вася встретил с распростертыми объятиями, сказав, что искренне рад возвращению своего любимого пациента и что все это время он сильно скучал. Присел на кровать и стал с удовольствием почесываться историей болезни.
— А я, знаете, уж стал беспокоиться, все нет и нет. Уж не случилось ли чего-нибудь, думаю? — Приблизил лицо с выражением страстного нетерпенья. — Ну как, вызывал? Чем кончилось?
— Нет пока. Жду, не сплю, какая-то чертовщина в голову лезет. — Михаил был тронут приемом. — Спасибо, доктор, могу ли откровенно?
Тот в молчаливом порыве ухватился за больного обеими руками и крепко сжал, изображая живейшее внимание.
— Все время такое чувство, будто я не человек, а некое вещество, жидкость, и принимаю форму любого сосуда, куда меня нальют, — делился Пискунов. — Доктор, это ужасно, отвратительно. Стараюсь бороться… А вчера привиделось, будто принял форму…
— Да-да, продолжайте! Форму…
— Детского горшка, и далеко не пустого… Меня могли запросто в туалет вылить…
Вася раскачивался в беззвучном добродушном смехе. Навязчивая идея, но какая милая! Вскочил и прошелся вокруг кровати взад и вперед, видимо, что-то напевая мысленно, а сам подыгрывал себе на гармошке в виде истории болезни. Остановился и рассмеялся, переводя дыхание.
— Ах, я вам должен сделать преогромный ком-плимаж! Вы просто находка для нас. Можно писать учебник по отечественной психиатрии. Я вас познакомлю с профессором, обязательно познакомлю. Вы понравитесь друг другу. И не берите в голову, все в наших руках. А помните анекдот? — перебил сам себя. — Сумасшедший вообразил себя зерном и все боялся, что его курица склюет. Вылечили, спрашивают: ну теперь-то вы знаете, что вы не зерно? Я — да, а курица-то не знает! — Психиатр переломился в смехе, шлепал себя по коленкам, вытирал слезы простынкой. Потом принял серьезный и даже строгий вид. — А теперь попробуйте вообразить курицей себя. Что от вас требуется?
— А что требуется? — не понял Пискунов, сбитый с толку.