Воскрешение королевы - страница 15
Бабушка не хотела расставаться с детьми, но делать было нечего. После их отъезда на королеву набросилось затаившееся безумие. Моей маме было десять лет, а Альфонсо девять. По-португальски они говорили куда лучше, чем по-кастильски. Как раз тогда и родилась принцесса Хуана, дочь Энрике и Хуаны Португальской. Изабелла и Альфонсо присутствовали на ее крестинах и слышали, как новорожденную провозгласили наследницей кастильского трона. Могла ли моя мать вообразить, что через много лет она будет бороться с этой малышкой за корону.
Поговаривали, что распутник Энрике не раз терпел неудачи с придворными дамами и странно поглядывал на смазливых пажей. Постылому монарху дали оскорбительное прозвище Немощный. А коль скоро у немощных детей не бывает, да и королевский сенешаль Бельтран де ла Куэва нередко оставался наедине с королевой, маленькую принцессу стали называть Бельтранехой. Несмотря на это, король не отправил Куэву в опалу, а продолжал осыпать его милостями. Он даровал Бельтрану титул графа Ледесмы, женил его на племяннице кардинала Мендосы и в довершение всего назначил магистром ордена Сантьяго, богатейшего после монарха землевладельца Кастилии. Такое положение вещей возмущало знать, в особенности архиепископа Толедского Альфонсо де Каррильо. Каррильо, в распоряжении которого было довольно многочисленное войско, встал на защиту моей матери и ее брата. Выходки Энрике и сомнения в его отцовстве дали Каррильо и другим грандам право требовать, чтобы наследником стал мой дядя Альфонсо.
Вскоре юный принц умер, отведав форели — не иначе его отравили, — и наследницей стала моя мать. После череды возмущений, волнений и мятежей Энрике был вынужден признать это и подписать знаменитый трактат в Торо-де-Гисандо. В дальнейшем он не раз нарушил свою клятву. Несколько лет жизнь моей матери висела на волоске. Ее пытались выдать замуж то за португальского короля, то за престарелого гранда, но Каррильо сумел настоять на кандидатуре моего отца Фердинанда, чтобы заручиться поддержкой Арагона. Мои родители тайком обвенчались в Мёдина-дель-Кампо, куда отец прибыл переодетый погонщиком мулов. После пышной свадьбы и шестидневного празднества молодожены отправили гонцов к Энрике, который пришел в бешенство и вновь провозгласил наследницей Бельтранеху. Говорят, мои родители полюбили друг друга с первого взгляда. Оба они были молоды и красивы, оба не пожалели бы жизни ради Кастилии и Арагона. Подстерегавшие принцев опасности только разжигали их страсть.
Наутро отец приказал вывесить на городской стене простыню, перепачканную девственной кровью своей жены, в доказательство того, что брак состоялся и у кастильского трона будет законный наследник.
Из рассказов Андреса де ла Миранды и Беатрис Галиндо я постепенно узнавала, какой была моя мать в те годы, когда она во всеуслышание объявила о своих правах на престол и готовности защищать их во что бы то ни стало. Не спросив согласия мужа, она назначила собственную коронацию на тринадцатое декабря тысяча четыреста семьдесят четвертого года и решила, что церемония пройдет в Сеговии. Фердинанд проглотил оскорбление и в присутствии Каррильо и короля Наварры Хуана отрекся от собственных притязаний на кастильский престол. Мать постаралась, как могла, смягчить обиду. Она устроила супругу торжественную встречу. Городские улицы украшали флаги и штандарты, играла музыка, толпа приветствовала принца восторженными криками. На площадях распевали лучшие музыканты королевства в сопровождении акробатов, жонглеров и глотателей огня. Торжества продолжались до самого вечера, когда Фердинанд прошел вдоль шеренги коленопреклоненных идальго, освещавших ему путь факелами, и вступил в ворота Святого Мартина. Мать встречала процессию на балюстраде Алькасара в алом с золотом одеянии, в короне и с рубиновым ожерельем на груди. В сиянии красоты и молодости двадцатитрехлетняя королева шагнула навстречу мужу и рука об руку с ним вошла в собор, где Фердинанд поклялся почитать и защищать законы Кастилии.
Через несколько дней супруги выбрали королевский герб и девиз: «Во всем равны, во всем подобны».