Воскресный день у бассейна в Кигали - страница 19

Элиза была рядом. С грустной улыбкой на лице, с морфином и шприцами в сумке и огромным бокалом виски в руке. Метод сделает то, что обещал, а потом его унесут в небо химические крылья, которые добыла Элиза. Метод, столь любивший жизнь, был счастлив умереть именно так. Он прошептал Рафаэлю: «Даже богатые американцы не могут себе устроить такую вот смерть», потом обратился к Валькуру: «Я сделаю отличный фильм для тебя, с ним ты разбогатеешь». И снова забылся коротким сном. Тем временем Агата раздумывала, а не захочет ли Метод перед тем, как отправиться в рай, в последний раз почувствовать, как умело. и со знанием дела ему сделают массаж того проклятого органа, который и свел его в могилу, потому что хозяин совал его куда попало, не предохраняясь. Умереть и не испытать оргазм в последний раз, сказала она одной из своих парикмахера, - это все равно что умереть в одиночестве, не испытывая ни к кому привязанности. Парикмахерша согласилась с Агатой и вызвалась возбудить в последний раз молодого человека, который в свою время сводил с ума всех женщин Кигали. Однако, воздавая последние сексуальные почести, она все равно надела перчатки. Она была ВИЧ-инфицированна и знала это, но не хотела подхватить вирус во второй раз. Девушка села рядом с худым телом Метода, около матери, которая по-прежнему держала сына за руку. Рука девушки в перчатке принялась шарить под покрывалом и, нащупав маленький чахлый член, стала, несмотря на то что была проституткой, и весьма искушенной, ласкать его так, как прежде никогда этого не делала. Деликатно, медленно и плавно, вкладывая в прикосновения всю Нежность и уважение, на которые была способна., «Доставь ему огромное удовольствие, девочка моя перед тем как он отправится на небо», - сказала мать. Матильда поняла, что одной рукой не обойдется. Она должна была сделать то, в чем всегда Отказывала настойчивым клиентам из Европы. До неба рукой не достать, а вот ртом… Друзья поставили стаканы, Агата быстро проглотила канапе, и все, собравшись вокруг кровати и благоговейно затаив дыхание, стали восхищенно наблюдать. Мать откинула покрывало и развязала пояс его халата, положила руку на голову Матильде и мягко подтолкнула ее к двум костям, которые раньше были ногами Метода, приговаривая: «Соси, соси, пусть из него выйдут последние соки жизни». И Матильда взяла его вялый член своим широким ртом, прошлась по нему языком и губами. Словно глиняный горшок, обретавший очертания на гончарном круге, под воздействием терпеливых губ член Метода, живого мертвеца, начал принимать отчетливую форму. Метод прошептал: «Нет у меня больше члена, нет спермы. Твой язык, подобно змее, околдовывает меня, но мой язык еще жив, позволь мне выпить тебя». Не говоря ни слова, Матильда разделась и при поддержке Рафаэля и матери опустилась промежностью прямо на губы Метода. Изможденная, пресытившаяся, удовлетворенная, радостная, содрогаясь, она рухнула на Метода, закричавшего от дикой боли.

Праздник кончился. Элиза осталась, чтобы подарить ему смерть, но больше всего она хотела просто быть с любимым Методом до последней секунды. Мать ушла на свой холм. Она не хотела видеть, как умирает ее сын. Пусть он улетит в спокойствии духа, не мучаясь при расставании с ней. Метод спал. Валькур установил камеру напротив кровати, так, чтобы она снимала умирающего сверху. Когда он проснется, камера сделает лишь одно неторопливое движение, взяв один единственный план. Так камера и замрет на этом плане, снимая долговязое тело в течение пяти секунд, еще пять секунд она медленно будет подниматься к лицу и наконец пять секунд наезжать, двигаясь очень медленно, словно похоронная процессия, и потом замрет. Крупным планом будет видно лишь изможденное лицо и огромные глаза, которые куда красноречивей любых слов.

Утренняя смена Жантий начиналась в шесть утра. Она пришла без пяти. Вошла без стука и прямиком направилась к Валькуру, который сидел на кровати рядом с телом Метода.

– Мои соболезнования, - сказала она, протягивая руку.

– Спасибо. Вы не очень устали?

– Нет. Все в порядке. Знаете, по-моему, мы с Методом родственники. Его. и мои родители жили на одном холме. Он тутси, я хуту, но это ничего не значит, Валькур толком не слушал, уставившись на ее грудь, которая как раз находилась на уровне его глаз. Ему захотелось сказать: «Жантий, я люблю вас». Хотелось протянуть руку, встать, обнять ее. Но он ничего не сделал. Она ушла, не сказав больше ни слова.